Тимохин встал, подошел и отдал мне бумажку.

— Идите, бабуля, не отвлекайте от работы. Люди делом заняты, а вы со своими глупостями, — недовольно пробурчал он.

— Ничего не глупости, — я сделала обиженный вид, но встала. — Значит, не вы ее охраняли. А то у нас такое говорят… Будто та охранная фирма, что ее охраняла, сама вазу и украла. Представляете?

— Где это у вас?

— Во дворе.

Тимохин позеленел.

— Вам, похоже, больше заняться нечем, вот вы и придумываете невесть что. Какой смысл фирме воровать вазу? Ведь подозрения в первую очередь на нее упадут. Да и потом, если бы кто-то и захотел это сделать, то уж обставил бы все по-другому.

— А как дело было? Может, расскажете? Я своим передам. А то они вечно все знают, одна я не владею информацией, — последнюю фразу я произнесла с таким гордым видом, что чуть сама от смеха не лопнула.

Видно, Александру Андреевичу надо было выговориться или он просто не хотел пустых слухов, но он начал рассказывать. Бывает же, что перед чужим человеком выложишься весь, особенно если думаешь, что он глуп или что ты его больше никогда не увидишь.

— На дороге произошло столкновение. Не очень сильное, но машине, в которой везли вазу, пришлось остановиться. А дальше вылетели двое. Они, угрожая оружием, украли вазу.

— Батюшки! — всплеснула я руками. — А что, у охранников оружия не было?

— Его кто-то заранее испортил, — честно признался Тимохин.

— Кошмар! Оружие надо под замком хранить. Я дома письма в шкатулку на ключик запираю. Теперь вот решетки на окна хочу поставить. Как же за пистолетами не присмотрели?

— Ума не приложу. Оружие вообще-то обычно в сейфе хранится.

— Ключи, значит, разбрасывали.

Александр Андреевич помолчал. Потом словно очнулся.

— Идите, бабуля. До свидания.

Я, продолжая качать головой, вышла из кабинета и сразу увидела секретаршу. Ничего умного в голову мне не пришло, и я просто плюхнулась на стул и схватилась за сердце.

— Доченька, валидольчика не найдется? Что-то сердце прихватило.

Галина Николаевна участливо посмотрела на меня и выбежала из комнаты. Через минуту она вернулась с таблеткой в руках. Но этого времени мне хватило, чтобы к ее столу прикрепили «жучок», причем с внутренней его стороны.

Я положила таблетку под язык и закрыла глаза. Потом мне вроде как полегчало.

— Спасибо, дорогая. Свою-то аптечку я дома забыла. А ты вон как помогла…

— Да не за что. — Девушка уселась на свое место. — Вы скажите, если что еще надо будет. Вас что-то расстроило?

— Еще бы, — негромко сказала я, продолжая держаться за область сердца. — Промаху дала. Думала, здесь фирма, которая ставит решетки, а оказалось, совсем другое. — Я всматривалась в лицо девушки.

— Хотите, я вам подскажу адрес?

— Да мне ваш начальник уже дал. Так что пойду я. Мне полегче стало.

Я уже подходила к входной двери.

— Ну что, бабуля, все нормалек? — обратился ко мне охранник, открывающий двери.

— Нормалек, — подмигнула я.

Он аж подскочил. Я пошла, а сзади все слышался его задорный смех.

Я уселась в «шестерку» и закурила сигарету. Мой взгляд случайно вернулся к дверям охранной фирмы «Гарант». Теперь у мужика отпала челюсть и вытаращились глаза. Ну и пусть дивится. Где он еще такое увидит!

Значит, что мы имеем с этой девушкой?

Я завела мотор и уехала от любопытного взгляда охранника за угол. Нацепила наушники и принялась слушать, что там у нас в «Гаранте» происходит. Наушники могли работать на два «жучка» одновременно, или их по очереди можно было отключать.

— Галина Николаевна, будьте добры, зайдите ко мне, пожалуйста, — услышала я голос Тимохина.

— Конечно. Только блокнот захвачу.

— Он вам не понадобится.

Через несколько секунд голос Александра Андреевича стал более громким и менее любезным.

— Давайте с вами поговорим начистоту. Вы, конечно, слышали об убийствах наших сотрудников. Мне так думается, что это все связано с вазой. У вас не сложилось такого впечатления?

Я ухмыльнулась. Конечно, хорошо, что Тимохин обращается к своему секретарю на «вы» даже тогда, когда их никто слышать не может. И не слышит, кроме меня. Это говорит в частности, и о том, что между ними никаких «неуставных» отношений не имеется. Но все-таки смешно. Такая трагедия, а он сантименты разводит. Неужели нельзя прижать сотрудницу покрепче, если он хочет узнать что-то?

— Да, мне тоже так кажется, — ровным голосом отвечала Галина Николаевна.

— И вы ничего по этому поводу не думаете?

— Нет. А что мне думать?

— И не знаете? — настаивал Тимохин.

— И не знаю.

— Но ведь Никита был вашим любовником. Прошу прощения за такие прямые слова, но вы не особенно и скрывались. Неужели вы ни о чем таком не разговаривали? У него не было чувства страха после смерти напарника?

— Во-первых, — голос секретарши стал хриплым от негодования, — это не ваше дело. Я имею в виду мои отношения с кем бы то ни было. И мне очень неприятно, что вы так говорите. А во-вторых, Селезнев не был со мной в таких уж отношениях, чтобы делиться проблемами. Я ему не жена. А разговоров о работе нам на работе хватало. Простите за тавтологию. Мы с ним ничего не обсуждали.