Кажется, Мэри была в этом не уверена.

— А у меня есть маленький мальчик, — неожиданно сказала она.

— Не может быть.

— Я тебе покажу.

Она убежала, перебирая ножками в жёстких нарядных туфлях. Она скрылась за дверью и через мгновение появилась снова, толкая перед собой игрушечную коляску размером почти с настоящую. В ней сидел пластмассовый малыш с персиковыми щёчками и застывшей улыбкой на лице.

— Вот это да! До чего красивый, — сказала я, хотя от его улыбки делалось страшновато, а ещё мне не понравились жёсткие розовые пальчики, вытянутые так, как будто он собирается меня схватить.

Похоже, Мэри тоже чувствовала себя с ним неуютно. Она толкала коляску неохотно и не дотрагивалась до младенца, хотя он скатился на бок.

— Как его зовут? — спросила я.

— Малыш, — сказала Мэри.

— Малыш — и всё?

— Может, мне тоже назвать его Солнышко?

— Назови его Громила, тогда они, может быть, подружатся. Ты берёшь Малыша Громилу с собой спать?

— Нет, что ты! Мне не разрешают. Я могу его испачкать. Я беру в кровать плюшевого мишку. Мишку я больше всего люблю, хотя он старый.

— Старые игрушки гораздо лучше.

— Как твоя Фиалка?

— Я не игрушка, я птичка, — прощебетала Фиалка. — Мне нравится у тебя в саду, Мэри. Пожалуй, я совью себе здесь летнее гнёздышко.

Фиалка принялась летать повсюду в поисках прутиков. На бархатно-зеленой траве ни одного не нашлось, так что пришлось мне сорвать несколько веточек с изгороди. У Мэри был напряжённый вид. Помогать мне она не стала. Пальчики у неё были по-прежнему крепко вжаты в ладони.

Я попыталась переплести прутики, но они упорно распадались.

— Наверное, птицы где-то прячут запасы клея, — сказала я. — Ну ничего, мы их припасём для игры в солдатики. О, давай превратим все эти прутики в солдатиков и поиграем в войну.

— Я не умею играть в войну.

— А мы сейчас научимся.

— Я не умею, — сказала Мэри расстроенным голосом.

— Ну ладно, ладно. Давай поиграем в дочки-матери. Мама-прутик, папа-прутик и куча детишек-прутиков, идёт?

— Идёт, — сказала Мэри, но не разжала кулачки, чтобы взять себе прутик.

— Ну тогда просто смотри. — Я взяла в руки один из прутиков. — «Привет, привет! Я девочка-веточка, меня зовут Кэти, и я танцую, как в балете».

Веточка затанцевала у Мэри перед носом. Мэри улыбнулась.

— А ты возьми Томми-прутика, пусть он с ней потанцует, — предложила я.

— Нет, сделай это ты, — сказала Мэри.

Кэти и Томми некоторое время кружились в танце у меня в руках.

— Найди теперь младенца — Титчи-прутика, и пусть он тоже потанцует.

— Младенцы не умеют танцевать, — сказала Мэри.

— Ладно, пусть он тогда ползает. Ну конечно, он ползает под ногами, и Кэти с Томми все время на него падают.

— Сделай, чтобы он ползал, Дикси, — попросила Мэри.

— Придётся тебе помочь. У меня же не три руки. На! — Я отломила от прутика маленький кончик. — Видишь, вот он, маленький Титчи. Правда, хорошенький? Ой, он от меня уполз! Лови его, Мэри!

Я бросила кончик прутика. Мэри послушно подставила руки, чтобы его поймать. Кончики пальцев у неё были ярко-красные и воспалённые; каждый ноготок был обрезан до живого мяса.

— Мэри! Что у тебя с ногтями!

Она выронила прутик и снова сжала кулачки.

— Что ты с ними делала? Ты что, хотела сама попробовать их постричь?

— Да, — прошептала Мэри, низко наклонив голову.

— Но это же жуткая боль! Зачем ты это сделала? Почему ты не попросила маму постричь тебе ногти?

Мэри молчала.

— Мэри? Это мама так постригла тебе ногти?

Мэри молчала. Подбородок у неё был прижат к груди, пробор резко выделялся между туго затянутых волос. Я обняла её.

— Это она, правда?

Мэри расплакалась:

— Ногти были грязные, и мама сказала, что я плохая, грязная девчонка и что нельзя ходить с ногтями, как у зверюшки, даже если я веду себя, как звери. И она их обстригла. — Мэри судорожно всхлипнула.

— Почему же ты не убежала?

— Она меня зажала между ногами, чтобы я не вырвалась.

— Но это же должно быть ужас как больно!

— Я плакала и не могла остановиться, и мама от этого ещё больше рассердилась.

— Она тебя ударила?

— Когда плачешь, всегда получаешь затрещину.

— Меня мама ни разу в жизни не ударила.

— Меня мама часто бьёт. Я это заслужила, потому что я плохая, — сказала Мэри.

— Ерунда! Нисколечко ты не плохая. Хотела бы я посмотреть, как твоя мама стала бы справляться с Рошель. Или с Джуд. Или с Мартиной. А твой папа — он тебя тоже бьёт?