Так вот как проводит свой рабочий день Глеб Богданович Устинов.

— Вы ведь просите ни много ни мало обеспечить ваше алиби, — с притворным ужасом произнес Марков. Павел Алексеевич с довольным видом откинулся в кресле и положил ноги на стол. Подошвы его ботинок отстояли от лица Глеба Устинова самое большее — на двадцать сантиметров.

Господин Марков явно наслаждался положением хозяина ситуации.

— Когда вы предлагали припугнуть Раису и потребовать от нее отказа от единоличного владения предприятием, вы вели себя по-другому, — сказал Устинов.

В его глухом голосе чувствовалась плохо скрываемая угроза.

— Но вы же взяли кассету! — торжествующе воскликнул Марков. — Взяли или нет?

— Взял, — неохотно подтвердил Устинов.

Ого!

Кажется, дельце закручивается не на шутку!

— И передали ее своей благоверной? — продолжал измываться Марков.

Устинов затравленно молчал.

— Так передали или нет? — настаивал Марков. — Я жду ответа.

— Вы и так знаете, что передал, — устало произнес Глеб Богданович, прикрывая рукой глаза.

— Во-от, — довольно констатировал Марков.

— Но я говорил не от себя, заметьте это! И Раиса никак не отозвалась на вашу провокацию! — попытался слабо сопротивляться Устинов.

— Какая разница! — захохотал Павел Алексеевич, радостно выпуская дым прямо в лицо Устинову.

Глеб Богданович был настолько подавлен, что даже не повел рукой, чтобы отогнать вьющиеся вокруг его волос клубы дыма.

И где только Марков достает такие сигареты?

Сейчас их днем с огнем не сыщешь…

Наверное, хорошенько запасся, когда еще и не думал бросать курить.

Неожиданно зазвенел телефон.

Нежно так затренькал.

Я в нерешительности поднесла руку к трубке, но подумала, что отвечать на звонок не стоит и нажала кнопку автоответчика.

— Милый, опять тебя нет, — разочарованно донесся до меня из динамика приятный женский голосок.

Похоже, звонила подруга коридорного.

Стоит ли терять время на выслушивание неинтересных мне монологов?

Я уже подняла руку, чтобы обрубить линию, но что-то меня остановило.

Словно какая-то неведомая, но мощная сила мешала мне прикоснуться пальцем к маленькой кнопочке с перечеркнутым микрофоном на ней.

И я поняла, что это за сила.

Моя интуиция, разумеется.

Дело в том, что я уже где-то слышала этот голос.

Но гадать мне не пришлось.

Хотя меня на это прямо провоцировали.

— Ты узнал меня, заяц? — проворковал голосок.

И залился радостным хохотом.

— Конечно, узнал, лапка моя серенькая. Это я, твоя ненаглядная. Ну-ка, повтори мое имя, когда будешь слушать эту запись…

Похоже, отношения у этой парочки были нежными до приторности.

— Тяни мое имечко до-олго-до-олго… — изнывала трубка. — Ле-ера, Ле-ерочка… Вот так, молодец.

Так и есть.

Это был голос Калерии, жены Сергея Устинова.

Черт, как у них тут все перепутано!

Есть такая закономерность: чем меньше пространство, тем большее напряжение в нем создается.

И чем меньше городок, тем сложнее отношения между его обитателями, это уж точно.

Все беды — из-за малого пространства.

Представляю себе, какие поистине шекспировские страсти могут разыгрываться в крохотных деревеньках на шесть-семь дворов.

— А тепе-ерь, — вкрадчиво продолжала трубка, — мы займемся любовью.

Я аж вздрогнула.

— Что, прямо здесь? — невольно вырвалось у меня.

— Да-да, прямо здесь и сейчас, — продолжал голос неверной жены, словно отвечая на мой вопрос.

Последовало необходимое пояснение:

— Мой муженек на работе, тетка пошла в продмаг и раньше, чем через час, не появится, будет учить продавщиц, как правильно считать деньги.

Тут Калерия снова звонко рассмеялась.

Я тоже невольно улыбнулась, представив Анну Андреевну Дремлюгу, поучающую работников торговли.

— А свекор снова по грибы пошел, — нежно ворковала Калерия, — так что нам никто не помешает.

Бедный коридорный!

Лежит себе без сознания, вместо того чтобы…

Н-да.

— Знаешь, а я уже голенькая, — поведала Калерия. — И глажу себя вот здесь. А твой петушок уже взбодрился? Представь себе, что я…

Я приглушила звук.

В конце концов, я не обязана выслушивать эту звуковую порнографию.