Шрифт:
Мне стало не по себе. Деньги брать не хотелось, причем первый раз в жизни, хотя я знала, что заслужила их. Я пересилила себя и взяла конверт.
— Что вы собираетесь делать дальше? — задала я неуместный, но тем не менее очень интересовавший меня вопрос.
Дмитрий Александрович избегал встречаться со мной взглядом. Он сел обратно на свое место и задумчиво произнес:
— Даже и не знаю… В Тарасове точно не останусь, а что будет дальше — жизнь покажет…
Если честно, я не представляла, что бы делала сама, оказавшись в его ситуации. Наверное, уехала бы отсюда подальше, чтобы не вспоминать всех произошедших ужасов, и вела бы затворническую жизнь до конца своих дней. Возможно, он тоже так сделает, а может, и нет.
Я поднялась:
— Ну, мне пора…
Ильин не возражал. Ему надо было сейчас побыть одному. Хотя иногда в таких ситуациях лучше, чтобы кто-то был рядом, поддерживал своим присутствием, тогда не так сильно будет чувствоваться одиночество. А Дмитрий Александрович действительно остался один. За каких-то несколько дней вся его семья развалилась. Все, что было для него самым главным и важным, сейчас уже не существует. Ни один адвокат не сможет помочь Кириллу избежать положенного наказания, и поэтому отец не увидит своего сына еще очень долго. Если вообще когда-нибудь им доведется все-таки встретиться.
В дверях я неожиданно столкнулась с Ксенией. Даже моих небольших познаний в медицине достаточно, чтобы сказать: слишком рано она вышла из больницы. Девушка бросилась мне на шею, как старой подруге.
— Танечка, какое горе… — и она разрыдалась.
На этот раз слез было много, и они казались искренним выражением человеческих чувств. Честно говоря, я сейчас не поняла, что она имеет в виду. Поэтому выжидательно на нее уставилась. Дмитрий Александрович удалился, оставив нас наедине. Ему сейчас и своих проблем хватает, на его месте любой человек разрыдался бы похлеще Ксении. Но девушка настолько увлеклась своими рыданиями, что не замечала моего недоуменного взгляда. Сквозь завывания и непонятные бормотания мне все-таки удалось разобрать отрывки фраз:
— Что же мне теперь делать, как жить? Бедный Олег…
Наконец-то я поняла, что причиной ее слез была автокатастрофа, в которую попал Никифоров. Я подключила все свое актерское мастерство, столь необходимое в подобных критических ситуациях.
— Да, я уже слышала, это ужасно, — начала я, чтобы хоть как-то успокоить Богданову. Но что-то мне подсказывало, и совершенно справедливо, надо признаться, что ей мои слова не помогут, а скорее наоборот — еще больше заставят страдать. Но молчать, как партизан, в этом случае тоже было бы некрасиво и неуместно. Выбрав из двух зол меньшее, я продолжила в том же духе с надеждой на то, что Ксения в конце концов выплачется и немного успокоится. Мой план полностью оправдался минут через пять.
Я рассмотрела девушку повнимательнее. Видно, она и на самом деле любила Никифорова, если так из-за него убивается. Перестав рыдать, Ксения выглядела уставшей и разбитой. У меня промелькнула мысль, что всего за несколько дней в корне изменилась жизнь у стольких людей. Как говорится, пути господни неисповедимы, а мы всего лишь пешки в какой-то большой игре. И ничего уже нельзя поменять.
Ксения потеряла за неделю и подругу, и любимого человека, и близкого друга в лице Кирилла. А все из-за прихоти одного человека, точнее, из-за его собственных неуемных желаний и претензий к жизни. Теперь у нее не осталось практически ничего. И мне было искренне ее жаль. Но, к сожалению, я ничем не могла ей помочь, разве что утешить, и то неумело. Меня так и подмывало рассказать Ксении все, чтобы как-то облегчить ее страдания. Но ради интересов нескольких людей, к которым и сама относилась, остереглась проговориться, поэтому не стала затрагивать тему смерти Олега.
Снова спустился Дмитрий Александрович, видимо, тоже придя к мысли, что переживать горе надо не в одиночку, а на людях. Он не стал утешать Ксению, просто молча слушал ее бессвязный монолог. Конечно, ему сейчас не до автокатастрофы, в которой якобы погиб Олег, потому что своих проблем намного больше. Наконец Ксения изъявила желание побыть наедине со своими мыслями.
Ильин проводил меня до машины и долго махал рукой на прощание. Это была не последняя наша встреча — нам предстояло увидеться в суде. Но это будет не очень приятная встреча, зал суда — не лучшее место для общения.
Приехав домой, я долго не могла поверить, что все наконец-то закончилось. Но на душе остался какой-то горький осадок, как будто я сделала кому-то огромную гадость не по своей воле.
Я открыла сумку, чтобы взять сигарету, и мне на колени выпал мешочек с магическими двенадцатигранниками. Я с нежностью погладила их рукой и сказала:
— Друзья мои, надеюсь, вы мне еще долго не понадобитесь, — и пошла варить кофе, пытаясь развеять дурные мысли мелодией, которую начала тихонько напевать.
Эпилог
С Костей Бессоновым я так и не встретилась, ограничившись постоянным «дела, понимаешь, совершенно некогда». Торжественный ужин с семьей Кирьяновых состоялся вчера. Мы долго и с поразительным упорством пили за благополучное завершение моего дела, за встречу и будущие удачи, а потом даже уже и не помню, за что еще. В общем, праздник удался на славу, как я заметила, отходя ко сну. Но, так как наутро всегда возникает много вопросов по поводу вчерашнего веселья, сейчас в моей голове роилось целое скопище вопросительных знаков и пробелов.