Теперь вернемся к Пардальяну, который отправился следить за братом Парфе Гуларом. Пардальян давно уже понял: это один из главных агентов Аквавивы. Кроме доверенных лиц из грозного общества Иисуса, шевалье один, вероятно, знал, кто этот мнимый пьяница на самом деле, и понял: тайный агент должен быть очень тесно связан со своим начальником. Значит, следя за ним, он выследит и генерала ордена. Что он тогда предпримет, Пардальян пока точно не знал, но был уверен, что ему удастся заставить Аквавиву отказаться от преследования его сына. (Жеан Храбрый, спасший старого иезуита от бандитов, добился этого сам, причем невольно, однако Пардальян предвидеть такого случая не мог. )

В поисках Парфе Гулара шевалье пустился обходить все таверны и кабаки столицы — изображая пьяницу, монах наверняка обретался в каком-нибудь из этих мест. И в самом деле — брат Гулар сидел в грязном кабаке на улице Трусс-Ваш. Найдя его, Пардальян уже не спускал с него глаз.

Выйдя из заведения, монах тут же повернул направо, на улицу Труа-Мор, пересек улицу Ломбар и по улице Вьей-Монне дошел до углового дома. В этом доме он и скрылся.

Пардальян тотчас заметил: у дома есть другой вход, с улицы Вьей-Монне, а напротив находится кабачок, из которого видны обе двери, Он зашел туда, взял бутылку вувре и уселся за стол, незаметно, из-под полуопущенных век, наблюдая за интересующим его домом.

Тем временем Парфе Гулар подземным ходом прошел во временное жилище Аквавивы, переговорил там с генералом ордена и спустя полчаса покинул его; чтобы выйти на улицу, он воспользовался тюремным подъездом! Было около одиннадцати вечера.

На улице Омри монах задумался: направо повернуть или налево? Поверни он налево, он был бы непременно замечен изнывающим на своем посту от скуки Пардальяном. Шевалье все понял бы, и поиски его весьма бы продвинулись.

К несчастью, монах свернул направо к улице Сен-Дени. Миновав Шатле, он перешел через мост Менял, пересек Сите и оказался в предместье Сен-Жак.

Там он остановился перед скромной гостиницей, именовавшейся «Пять полумесяцев». В ней жили простолюдины. Схоронился там и Равальяк — он вовсе не уехал в свой Ангулем, как сказали Жеану в «Трех голубях». Его-то и разыскивал монах.

Что он сказал Равальяку, мы не знаем, однако спустя минуту Парфе Гулар уже шагал назад, к тюрьме, рядом с которой поселился Аквавива. Его сопровождал рыжий ангулемец. Они вместе зашли в ту маленькую комнату, куда монах, как мы помним, приводил Аквавиву через потайную дверь.

Комнатка была крошечная, без окон: слабый свет проникал сюда только из коридора. Скудную меблировку составляли две узенькие кушетки, стоявшие друг напротив друга, некрашеный стол и пара табуретов.

На столе был сервирован весьма скромный ужин: хлеб, вода в глиняном кувшине, отварные овощи. Равальяк с монахом наскоро перекусили: Равальяк, привыкший к посту и воздержанию, — с удовольствием, Парфе Гулар — через силу, кряхтя и стеная.

Равальяк отпил прямо из кувшина большой глоток воды — холодной и вкусной, сказал он. Гулар с невыразимым отвращением поднес кувшин к губам и брезгливо отставил его в сторону, едва прикоснувшись к краю:

— Тьфу, какая гадость! Хоть убей, не могу мараться этой мерзостью.

Засвидетельствовав свое отвращение к воде, он тут же улегся на кушетку и пригласил товарища занять другую. Равальяк, посмеиваясь над монахом, так и сделал. Раздеваться он не стал и через минуту уже спал мертвым сном.

Тогда Парфе Гулар, стараясь не шуметь, поднялся, нащупал на стене у себя в головах пружину потайной двери и нажал ее.

Дверь открылась; тотчас явились два дюжих монаха. Они взвалили крепко спящего ангулемца себе на плечи и куда-то понесли. Гулар безмолвно следовал за ними.

Не прошло и пяти минут, как все они были уже в другом доме и другой комнате — точно такой же, как и первая. Самый наметанный глаз не заметил бы ни малейшей разницы: точно те же размеры, тот же гладкий, как стекло (или металл — сталь, например), пол, то же окошко над дверью, через которое пробивался тот же слабый свет, тот же некрашеный стол с остатками скудной трапезы — их Гулар перенес с собой, тот же самый кувшин — в нем только поменяли воду.

И те же две кушетки. На одной крепко спал Равальяк, на другой — притворялся спящим Парфе Гулар.

Равальяк пролежал в забытьи около часа. Проснувшись, он не заметил, что находится в другом месте, не осознал, что спал довольно долго. Ему показалось, что он только что лег. Вот только голова была тяжелая, однако же он не понял, отчего.

Ангулемец опустил на пол ноги и, снисходительно улыбаясь, посмотрел на огромную груду жира, раскинувшуюся напротив. Прислушавшись, он уловил мерное посапывание.

— Уже уснул! — прошептал Равальяк.

И грустно и добродушно покачал головой:

— И это он называет покаянной молитвой! Так-то он понимает свой обет! И к себе не строг, и к другим! Он маловер, но славный человек. Что ж — исполню долг за двоих.