– А что ему в самом деле-то одному там делать? Ведь не топлено же еще?

– Что?
– недоуменно повернулся к дядьке Илья.
– Это ты о чем?

– Так в бане есть уже кто-то, - сказал Гаврилыч и снова зашевелил бровями.

На этот раз они шевелились быстрей. Но в конце концов Гаврилыч все равно сдался. Ускользающую мысль поймать так и не удалось, поэтому он лишь повторил:

– А ведь не топлено же там еще!

Ты хочешь сказать, что сейчас уже кто-то есть в моей бане?
– изумился Илья.
– Гаврилыч, ты, знаешь ли, не думай, что если я сквозь пальцы смотрю, что ты девок сюда водишь, так ты и зенки себе заливать можешь до умопомрачения!

– Да что вы такое говорите, Илья Петрович!
– возмутился Гаврилыч.

От охватившего его возмущения он даже говорить начал быстрей.

– Не пью я!
– заявил он.
– Сами знаете, не пью. А насчет баб... Так что мне делать, сами приходят. Разве же я их зову? Напротив, гоню прочь. А они все лезут и лезут, окаянные. Никакого с ними сладу! Совсем стыд потеряли! Гоню, а они все лезут. И через забор, и через калитку, и так просачиваются.

Тема донимавших его своим вниманием баб совершенно отвлекла Гаврилыча от мыслей о бане.

– Я уж им говорил, не ходите вы так часто, - бубнил мужик.
– Здоровья никакого на вас, кобылы, не хватит. А они ржут!
– с неожиданной обидой добавил он.
– Ну чисто кобылы!

– Так что там с баней?
– потеряла терпение Мариша.
– Будет нам баня или как?

– Отчего же не быть, - снова замялся Гаврилыч.
– Только как же с мужиком с этим все-таки быть? Выгнать его оттуда? Замерз ведь поди! Не топлено там!

И в голосе Гаврилыча прозвучало неподдельное страдание. Ну, не мог мужик сообразить, что делать в нетопленой бане рано утром. Не мог, и все.

– Постой, - перебил его Илья.
– Так ты что, серьезно говоришь? В бане в самом деле кто-то есть? И кто?

– А я знаю?
– развел руками Гаврилыч.
– Только я утречком встал, чтобы по участку пройтись. Вот следы и видел.

– Какие следы?

– Мужские, - тоном опытного следопыта с готовностью доложил Гаврилыч.
– В баню вели.

– Так, может быть, заглянул туда кто-то, - пожал плечами Илья.
– С чего ты взял, что этот человек до сих пор там.

– Там, там, - закивал головой Гаврилыч.
– Я в окошко заглянул. Там он сидит. За столиком. Голову на руку положил и сидит. Думает, должно.

Илья сердито покачал головой и быстрыми шагами направился к бане. Мариша и Гаврилыч поспешили за ним следом. При этом Гаврилыч продолжал удивляться, что могло понадобиться тому человеку в нетопленой бане. А у Мариши сжималось сердце от нехороших предчувствий, которые снова ожили и даже начали плодиться, причем со страшной силой.

– А долго ли этот человек там сидит?
– спросила она у Гаврилыча.

– А я знаю?
– последовал ответ.
– Я в семь встал. Он там уже сидел.

Мариша прикинула. Сейчас было начало двенадцатого. Что мог делать так долго человек в нетопленой бане, когда на улице был хоть и легкий, но все же морозец? А баня, по словам того же Гаврилыча, не топилась уже неделю. Да этот тип там бы просто замерз!

Следов возле бани никаких уже видно не было. Если они и были, то их совершенно засыпал легкий снежок, который начал идти еще часа полтора назад и с тех пор не утихал, а становился все гуще.

Илья первым оказался возле бани. И, толкнув дверь, вошел внутрь. Мариша сунулась за ним следом, но весь обзор загородил опередивший ее Гаврилыч.

– Ё-моё!
– раздался из бани его возглас.

Изнывающая от нетерпения Мариша чуть палец себе не откусила, обгрызая от волнения лак на своих отполированных ногтях.

– Что там? Что?
– спрашивала она, подпрыгивая позади мощного торса Гаврилыча.

Но тот и сам был в недоумении и страхе.

– Илья Петрович, это что же такое?
– вопрошал он у Ильи.
– Живой он?

– Какое там, - раздался из бани мрачный голос Ильи.
– Холодный совсем. Гаврилыч вызывай иди этих...

– Кого вызывать?
– не понял Гаврилыч.

– Врачей вызывай, - ответил Илья и, помедлив, добавил совсем уж мрачно: - И ментам тоже позвони, будь добр. Похоже, без них тут не обойтись будет.

– Да зачем же сразу ментов?
– всполошился Гаврилыч.
– Это же от них беспокойства сколько! Давайте врачам в лапу сунем. Пусть напишут чего-нибудь, чтобы нас по пустякам разным не дергали.