Так или иначе, но свою сегодняшнюю норму приключений я явно перебрал. Хотелось покоя и хотелось жены в передничке. И чтобы стояла у плиты, улыбаясь, ни слова мне не говоря, ни единым жестом не оскорбляя моего достоинства. А на столе красовалась стопка блинов с домашними котлетками, и лежала на диване какая-нибудь уютная книга – скажем, ироничный Рекс Стаут или многомудрый Фазиль Искандер…

Как бы то ни было, но уже через полчаса мы грянули песню. Песня повествовала о летящих в никуда журавлях, о человеческой доле и необозримой тоске. Где-то за гаражами нам душевно подвывала стая бездомных крысопсов. Две пустые бутылки лежали на газете, как парочка отработавших свое гильз. Одну из них приголубил я, вторую – не знаю кто, потому что было совершенно непонятно, как в тщедушное тельце Осипа способна влезть такая прорва продуктов. Однако влезала и довольно быстро. Вопреки всем законам биофизики. И хрипловатый бас Осипа опровергал все возможные сомнения на его счет. Пел он, как раненный бык – фальшиво, но с душой. Он был моим Отсветом, и тут уж я ничего не мог изменить. Тень, как объяснил мне Осип, зависит от угла наклона тела, Отсвет – от угла наклона души. Я расписал ему пальцем на земле комплексное число, а он выдал в ответ графическое изображение. В итоге я сделал вывод, что он является мнимой частью, а я – действительной.

– А вот фиг тебе! – подхватив острогранный камешек, Осип немедленно перечеркал все мои художества и в свою очередь принялся суммировать латынь.

– Действительная часть – это как раз я! – ткнул он себя в утлую грудь. – Ты, Петр, – мнимая единица, а твоя Тень – мнимая часть. Но мы существуем в планетарной системе координат, понимаешь? Не в плоскостной, а планетарной. И потому есть еще одно действительное число! Икс, игрек и зэт, а не просто икс и игрек. Причем число зэт мнимых составляющих не имеет. Догадываешься, о чем я толкую?

– Женщина! – выпалил я.

– Соображаешь! – Осип отбросил камешек в сторону и, отряхнув ладони, переправил в рот огромный кусок ветчины.

– А Тень? Тень ты, Осип, когда-нибудь видел?

– Зачем она мне?

– Так ведь интересно!

Осип замотал головой.

– Это ты с ней всегда в одной связке, ты ее и должен видеть. А я с этой подружкой, как говорится, по разные стороны баррикад. Все равно как в зеркале, ферштейн?

Я покачал головой.

– Честно говоря, не очень.

– Вот те на! Как же ты тогда Лермонтова читаешь? – Осип пребывал в шоке. – А Врубель у нас кого рисовал, забыл уже? Поэты ж с художниками, считай, самые наглядные пособия! Потому как нюхом Тень обоняют – фибрами, так сказать, исстрадавшейся души. Ты свою Тень только видишь, а они кожей чувствуют, спинным мозгом! И лучше других знают, что все в этой жизни перемешано как в куче навоза.

– А Отсвет?

– Что Отсвет? Отсветы для них – наподобие музы.

– Ну да?

– А как иначе! Помнишь, ты про футбол однажды отрывок писал – где, значит, команда Сталина забивает гол команде Брежнева?

– Интересно, ты-то про это откуда знаешь?

– Как это откуда? – Осип возмущенно фыркнул. – Ведь это я тебе нашептал сюжет. На нас, Отсветах, считай, все искусство держится.

– Да ведь ты пьешь!

– И что с того? Все Отсветы пьют. Потому что страдают за вас, дураков. Мы ведь вроде поводырей, а вы вечно шарахаетесь, куда не просят. Ты вот поперся на психологический? А зачем, спрашивается? Димка Павловский поманил? Девочки красивые приглянулись? А ведь я тебя, обалдуя, отговаривал! Даже во сне нашептывал, чтобы подумал о другой профессии.

– О какой же, например?

– Да хотя бы о писательстве. Ты ведь к этому в итоге и вернулся. Но сколько времени потерял – окосеть можно!

– Хмм… – тема профессии меня не слишком привлекала. – Значит, по-твоему, получается, что Отсветы помогают творить, верно?

– Ну, в общем да.

– А Тень тогда что делает?

– Да практически все остальное. У людей ведь кроме искусства ничего путного в жизни нет, вот эту беспутицу Тень им и помогает создавать.

– Интересный подход! И главное – формулируешь почти моими словами…

– Это ты формулируешь моими словами! – Осип хохотнул. – Своих-то слов у тебя, отродясь, не водилось!

– Ладно, пусть… Но как тогда быть с женщиной? Где ее место?

– Рядом с мужчиной, конечно. Как раз между Отсветом и Тенью. А уж к чему она ближе окажется, это мужчине решать. Захочет, может ангелицу воспитать, а захочет – и первостатейную стерву.

– Красиво поешь!… Ну, а я, по-твоему, к чему ближе? В смысле, значит, плохой я или хороший?

– Ты разный. Сегодня друга от смерти спасешь, а завтра сам же его и утопишь. Словом, ты обычный. Такой же как все.

– Это плохо?

– Это никак. Потому что естественно!

Я снова непонятливо помотал головой.

– Дубина! – пробасил Осип и придвинулся ближе. – Слушай сюда и вникай…

Я склонился к нему и начал вникать. По мере сил и возможностей…

С наступлением сумерек Осип пропал. Где-то прилег и заснул, а я и не заметил. Впрочем, он заранее предупредил, что так оно, видимо, и случится. Отсветы в темноте обычно не живут, а дремлют. Время сплошной тени не для них. А потому, потеряв своего напарника, я не слишком обеспокоился. Тем более, что в хмельную голову караваном шли мысли. Я думал об Анне столь похожей на Наталью, о своей повести, в которой максимально честно пытался отразить психологические недуги своих пациентов, о хитромудром Павловском, умудрившемся пристроиться между Отсветом и Тенью, о том, что раньше я даже помыслить не мог о комплексной сути человека, том, что прежний мой мир, должно быть, несчастен, если способен видеть одни лишь тени.