Когда она поняла это — то тут же написала мне письмо.

31 августа 1989 г.

Лишь сейчас дочитала “Русофобию” Шафаревича (в “Кубани”). (А статью в “Нов. мире” прочла внимательно в Москве.)

Это неправда, что его темой является современный либерализм в СССР как политическое, социально-политическое течение (тем паче — в преломлении его в литературной критике).

А разоблачение эмигранта Янова, скажем, отнюдь не вбирает в себя “автоматически” разоблачение здешних Кардиных-Латыниных-Овруцких-Лихачёва-Сарнова-Роднянской и проч., тем паче, что некоторые из них имеют здесь, даже у русских, отнюдь не позорную репутацию, равно отличную и от яновской, и от пайпсовской…

Мрачные подозрения, что на самом деле после Викулова меня не станет печатать “Наш современник”1, укрепились, когда я услышала об идее отдать полжурнала — критику и публицистику — в вотчину полковнику Ильину.

Он вошёл — с плаца (или из интендантства?) — в литературу публикацией в “ЛГ”, в 1982 году, поносительной рецензии на обе мои тогдашние книги стихов (“Выход к морю” и “Разлуки нет”), рецензии, по-фоменковски обсуждавшей, “кто” (“известно, кто…”) стоит у меня за левым плечом, демонстрируя заодно и полное непонимание русской речи.

Ничего дурного я ему ни тогда, ни после не сделала: давно простила — покуда не развернул он в последние 1,5 года новый виток преследования меня в изд-ве “Современник”.

Мне было б трудно переступить даже порог журнала, где правит эта подлая, безграмотная дубина, не имеющая на то никакого профессионального права. (Знакомство с генералами, восхищающее Казинцева, не заменяет ни профессиональных литературных, ни моральных качеств.)

Мне ясен и более общий перспективный расклад.

Все эти “неоИдашкины” из “плеяды” попытаются превратить Вас в нового, “подрастающего” Бондарева, который ж м у р и т с я с л а д о с т н о, как сметанный кот, от криводушных похвал — и так ли уж не совершает в итоге важных, труднопоправимых ошибок?

Вас давно уж поставили в н е критики, что была бы негрупповой. Теперь постараются поставить и просто: ВНЕ критики — насколько позволят это коротичи…

Перечитайте, что в N 9 за 1987 г. писала о Вас Баранова. Мол, “делать жить с кого”? — С Вас, мол, она делает жизнь! Так пишут м е м у а р ы о славном покойнике (который никогда не терял мужества и проч.). И писал-то ведь автор, г о т о в я щ и й- с я: 1) к вступлению в Союз; 2) полученью должностей, квартиры, льгот. (Теперь — руководит на в с е х совещаниях молодых, куда меня руководить не звали НИ РАЗУ)1.

(Правда, и я там была названа “духовным учителем”. Увы!)

(На все “перечни” издательских заслуг “плеяды” отвечаю одним: годами, под крышей ВЛКСМ-ных изданий, все эти Барановы-Рыбасы не делали НИЧЕГО полезного. Ибо: “было н е л ь з я”. В “Современнике” ж “делали”, ибо стало “м о ж н о”. И куда менее делали, делают, чем нужно. И д у ш а т всех, кто не поддаётся в е р б о в к е: в собутыльный клан, в постель, в сообщающиеся сосуды взаимных кормушек!)

Тут выросли, в “плеяде”, свои: Риммы Казаковы, Шупловы и попросту Иуды (как Карпец). Иудушки с паучьими ручками. Идашкины.

Слишком много я сделала иным из “плеяды” добра, чтоб, возвысившись по службе, могли они не “расквитаться”!

Симптом второй:

Украшение редколлегии громкими именами, чтоб в итоге равноправно-громко соседствовали Шафаревич (Солженицын даже!)2 и… И. И. Стрелкова при паническом недопущении мысли ввести хоть под конец жизни в редколлегию столь добросовестного ко всякой чужой работе (и не менее Ирины Ивановны известного всё ж!) человека, как я, — означает для меня на деле отсутствие какой-либо (авторской) застрахованности даже в рамках журнала “Наш современник”.

Вы же знаете, что я загнана уже в столь тесный угол, где есть простор разве что для петли!

(Это не значит, конечно, что я готова перебежать дорогу Ирине Ив. или кому другому. Ей — даже менее, чем кому-либо!)

А пишу Вам всё это с памятью, что б ы л а у Вас, кажется, и другая часть души. В силу которой Вы и клялись 3 года тому, что “больше не будете” — клеветать, что я “выжила из ума”3.

Из-за той части Вашей души я и относилась к Вам столько лет честно. И никогда не отступалась в сложных для Вас обстоятельствах. Не считая “м е л о ч ь ю” Ваши, даже далёкие от моей психики, дела.