Шрифт:
Алена довольно заулыбалась:
– Я долго жила в Лондоне. Мой отец служил в посольстве… Там, в Англии, я окончила школу драматического искусства Питера Пайна – тебе о чем-нибудь говорит это имя?
– Ммм… Режиссер?
– Режиссер! – возмутилась она. – Наш Розанов – режиссер. А Питер Пайн – маг театра…
Уже не дожидаясь Кремера, она наполнила рюмку и мгновенно опустошила. Ананас остался нетронутым. Сельвинская нетвердой рукой нащупала в сумочке пачку «Мальборо» и закурила – Кремер предупредительно щелкнул зажигалкой.
– А когда ты вернулась в Россию? – Он тоже закурил.
– Недавно. Папа внезапно умер от инфаркта… Я вернулась…
– И сразу – большой успех?
– Ну, не сразу… – Она надавила кнопку пульта и вернула диск «Джой Дивижн» к началу. – Ты, конечно, не в курсе, шоферюга, но в Москве наш театр ого как котируется… А в кино я попала, в общем, случайно… Увидел один режиссер, неважно кто, так себе… Пригласил… С того началось. Зато теперь я живу, как хочу…
Она бросила Кремеру на колени номер «Искусства кино» со своим портретом на обложке.
– Там статья, взгляни…
Статья состояла в основном из кинематографических и искусствоведческих терминов, но главное Кремер уяснил: Алена Сельвинская – одна из лучших российских актрис и вообще – актриса будущего.
– Вот так, – назидательно сказала она и налила в обе рюмки еще «Баллантайна». – Давай потанцуем, Сережа.
– С удовольствием, только смени музыку, если сможешь дойти.
Алена оскорбленно вздернула подбородок, твердым – может быть, излишне твердым – шагом пересекла комнату и поставила «Историю любви» в исполнении Энди Уильямса.
Они танцевали в немыслимом свете разноцветных плафонов, а Кремер думал о том, как бы не наступить на что-нибудь ненароком, и еще – о пропуске в серой обложке, лежавшем на книжной полке.
Внезапно она всем телом прижалась к нему.
– Возьми меня, – прошептала она.
Кремер подхватил ее на руки, отнес на тахту, уложил и накрыл пледом.
– Тебе хорошо бы поспать пару часов, – как можно мягче произнес он.
– Ну, нехороший Сережка… – пробормотала актриса, уже засыпая. – Свинья какая… Ну и пошел вон…
Некоторое время Кремер смотрел на спящую Сельвинскую, потом направился к выходу.
7
– Привет, мой храбрый спаситель, – прозвучал наутро знакомый голос в телефонной трубке. – Что делаешь? Не спишь?
– Нет, – сказал Кремер. – Откуда ты узнала мой телефон?
– Антон Руднев дал. А разве ты засекречен?
– Гм…
– Сережа, ты не сердишься за вчерашнее? Я вела себя как очень плохая девочка. Прости.
– Чего уж там…
– У тебя длинный телефонный шнур?
– Что?
– В смысле, до окна его хватит?
Кремер прикинул расстояние от окна до телефона.
– Хватит.
– Подойди к окну и выгляни на улицу. Видишь мою машину? Я говорю с тобой из машины.
Кремер покачал головой.
– Ладно, и что дальше?
– Дальше я хочу загладить вину и приглашаю тебя в гости.
– Снова в гости?
– На этот раз не ко мне. К моей подруге. Наверное, ты видел ее на студии. Оксана Шабанова, ассистент режиссера.
Трубка предательски дрогнула в руке Кремера и сделала попытку упасть на пол.
– Но я с ней не знаком…
– Вот и познакомишься.
– И знаешь, – с сомнением протянул он, – не люблю я шумного веселья. Не лучше ли поехать куда-нибудь вдвоем?
Она помолчала, и Кремер с ужасом подумал, что переиграл и сейчас она согласится с его предложением.
– Да там не будет шумного веселья. Только Оксана и ее благоверный, мировой мужик.
– Уговорила… Сейчас спущусь.
Алена, с ног до головы одетая в красное, попросила Кремера сесть за руль, мотивируя дрожанием рук «после вчерашнего».
– Я проснулась, тебя нет. Я так разозлилась, что прикончила чуть ли не всю бутылку. Сегодня ехала, как во сне, нарвалась на гаишника… Слава богу, кинозритель оказался, узнал, отпустил… Здесь налево.
– Во-первых, ты меня выгнала, – сказал Кремер.
– Разве?
– А во-вторых, останься я, ты бы все равно выдула бутылку, только на радостях, нет?
– Останови!
– В чем дело?
– Ни в чем, приехали.
8
Они вошли во двор стандартного шестнадцатиэтажного дома и поднялись на лифте на самый верх. Вдоль унылого коридора тянулся ряд дверей. Сельвинская позвонила. Открыла Оксана Шабанова – светловолосая, сероглазая, жизнерадостная.