Он не обмолвился с Оливией ни словом с тех пор, как усадил ее в карету и ускакал прочь. Маркус изо всех сил старался шутками развеять ее беспокойство, но Оливия была уверена, что это она во всем виновата.

Ну с какой стати она, как полная кретинка, полезла ему на колени в карете? А потом еще и проболталась об этом перед всем честным народом! Она никогда не умела держать язык за зубами, в особенности когда надо.

Маменька была совершенно права. Она чувствовала себя для всех обузой, камнем на шее, неотесанной деревенщиной. В конце концов она отвернулась от Маркуса с его добродушными шутками и молча уставилась в окно на сгущающиеся над полями сумерки.

Очутившись в гостинице, Оливия все-таки попросила, чтобы приготовили ванну, потому что вся продрогла. Дейн сегодня к ней не придет, это и так было ясно. Она оставила ящичек с жезлами в карете, запихнув его подальше под сиденье. Сейчас ей был невыносим даже вид этих резных фигурок, вызывавших несвоевременные мысли.

Но вот ванна была наполнена до краев, ночная сорочка разложена на кровати, а Петти удалилась. Оливия повернула ключ в замке и скинула пеньюар. По крайней мере если она заплачет в ванне, всегда можно будет свалить вину на мыло, которое якобы попало в глаза. Она быстро залезла в горячую воду, полностью погрузившись в расслабляющее тепло. Аромат жасмина, поднимающийся от воды вместе с паром, чуть было не вызвал у нее улыбку. Похоже, Петти все-таки нашла другую эссенцию. Наверное, в благодарность за Самнера.

Оставалось надеяться, что Самнер ответит ей взаимностью.

Дейн сидел за кружкой эля в снятой им отдельной столовой куда дольше, чем того заслуживал далеко не отменного качества напиток.

Он намеревался сидеть здесь до тех пор, пока Оливия не уснет. Как ни умасливал он хозяина гостиницы, тот отказался выделить ему еще одну комнату. Видимо, остальные постояльцы были людьми достаточно знатными, и хозяин гостиницы не решался их потревожить.

Если Оливия спит, то, может, ему удастся обуздать свою страсть и хоть сколько-нибудь отдохнуть. Если же нет, если она ждет его, жаждущая ласк, согласная на все и неотразимо обворожительная, то у него вряд ли хватит сил устоять.

Дейн всегда шел по жизни с легкостью и осознанием своей силы, не одолеваемый никакими сомнениями. И открыть в себе этакий собственнический инстинкт было по меньшей мере неприятно. Он должен был отнестись к мальчишеской влюбленности слуги в его жену как к сущему пустяку, не стоящему внимания. Ну, самое большее, мог бы позабавиться от души. Но вместо этого ему страшно захотелось уволить любвеобильного малого. Шутливая угроза оставить Самнера на обочине дороги начинала казаться весьма удачным выходом из положения.

По-видимому, он слишком много времени проводил в обществе Оливии. От постоянного возбуждения недолго превратиться в одержимого. А Дейн только в одном приветствовал такого рода увлеченность – в исполнении своего долга. Поэтому во время путешествия Дейн специально поменялся местами с Маркусом. Казалось бы, он должен был испытать облегчение, оставшись наедине со своими мыслями и наконец-то получив возможность сосредоточиться на планах, касающихся принца Георга.

Но голова его была занята мыслями о жене. Оливия с рассыпавшимися по плечам волосами. Оливия в плену его рук с закрытыми глазами и запрокинутой назад толовой. Оливия смеется над ним, ее лучистый взгляд полон нежности. Оливия хочет его, несмотря на его недостаток.

Она была такой… непредсказуемой!

Гринли бросил делать вид, что пьет эль, и отпихнул кружку в сторону. В его работе непредсказуемость могла обернуться очень большими неприятностями.

Ведь он никак не ожидал, что его отец окажется предателем, так? Он верил Генри Колуэллу, как самому себе. Отец был его кумиром. Они проводили много часов вместе, без помех обсуждая положение дел в королевстве. В такие минуты Дейн расслаблялся, отбрасывая присущую ему осторожность, разглагольствовал о политике и даже отпускал шуточки по поводу того, что Ливерпул держит службу разведки в черном теле. Гринли не мог сейчас спокойно об этом вспоминать. При мысли о том, что по незнанию выболтал предателю в обличье его отца много лишнего, ему становилось дурно. Но его утешало то, что он ни разу ни словом не обмолвился отцу о своем назначении в «Королевскую четверку». Он говорил ему, что предыдущий Лев наставляет его по вопросам помещения капитана, Ту же самую отговорку он теперь приводил, когда его спрашивали о Маркусе. А поскольку Лев был человеком явно преуспевающим, то отец всячески одобрял их занятие.

Где-то пробили часы. Дейн на миг закрыл глаза. Черт, как же он устал! Оливия наверняка уже спит.

Он вышел из столовой и пересек почти опустевшую таверну, не переставая терзаться уже такими привычными угрызениями совести.

Маркусу казалось, что за ними следят. Дейна тоже преследовало это мерзкое чувство, словно по затылку постоянно ползали мурашки. Только Дейн в отличие от Маркуса совершенно точно знал, кто не спускает с него глаз.

«Голос крови не заглушить».

Некоторые члены «четверки» не доверяли ему. Не Нейт. Рирдон сходил с ума по своей женушке и сейчас смйтрел на всех сквозь розовые очки.

А вот Уиндем…

Уиндем сурово осуждал отца Дейна за то, что тот свел счеты с жизнью, не дав себя допросить. Стентон считал, что со смертью Генри Колуэлла была утрачена уйма полезной информации. Если бы отец Дейна по-настоящему раскаивался, то предоставил бы эти сведения Англии, а не унес с собой в могилу.

Могилу на территории Керколл-Холла. Не было ни пышных похорон, ни торжественного шествия к их часовне в Гринли. Дейн тихо похоронил отца в его самом любимом месте на земле. Казалось, по мере того как уменьшалось расстояние до Керколл-Холла, уменьшалась и стена, которую Дейн возвел между собой и памятью об отце.