Съездив к месту предполагаемого пикника в район Бобровицы, Гена прикинул, что речку он переплывет даже быстрей запланированных пяти минут. На другом берегу, у лодочной станции, всегда стояли машины отдыхающих: вряд ли бы кто-то из них обратил внимание на заурядный «жигуль».

Последним пунктом стала поездка в детский садик, откуда ментовская дочь должна была забрать брата Ермошиной. Сделав рекогносцировку, Цаца понял, как следует организовать похищение, оставшись при этом неузнанным.

Уже в постели, в очередной раз прокручивая план похищения, директор «Находки» не обнаружил в нем никаких изъянов.

– Ну че, мусорок… Хочешь получить свою сиповку обратно? Готовь пятьдесят тонн «зелени»! – ухмыльнулся Гена, обращаясь к воображаемому собеседнику. – А ломанешься в ментуру – себе же хуже сделаешь…

По задумке Зацаренного, эти слова предстояло произнести с кавказским акцентом.

Спал он прекрасно. Цаце снился речной берег на Бобровице, где среди сосен и ив вальяжно расхаживали сюрреалистические павлины с золотыми червонцами в клювах. Гена ласково подманивал птиц ампулами с сибазином, утверждая, что птицы гибнут без снотворного, а он хочет поменять старый «Кадиллак» на новый «Хаммер», но самый важный павлин неожиданно укусил его за палец, хрипло прокаркав: «Гражданин Зацаренный, вы арестованы!..»

Скинув одеяло на пол, директор «Находки» проснулся.

– Приснится же такое… – пробормотал он, утирая пот со лба.

Фосфоресцирующий глаз будильника на прикроватной тумбочке показывал три ночи. До похищения Тани Голенковой оставалось пятнадцать часов.

Свернув с разогретого полотнища шоссе, черная «Волга» с московскими номерами покатила по мягкой грунтовке. Впереди, из-за иссиня-черной кромки леса, блеснули цинковые крыши Седнева. Машина неторопливо въезжала в поселок. По узкой улочке ветер гнал желтую пыль. Суровые старухи в плюшевых душегрейках, сидя на табуретках у дороги, продавали картошку, сметану и молоко. Худой пятнистый подсвинок, взгромоздившись на дородную свинью, с урчащим хрюканьем предавался скупым радостям мимолетной любви.

– Слышь, Леха, никак в толк не могу взять: получается, ментовская дочь и Мандавошка… кентуются, что ли? – спросила Пиляева.

Сцена у таксофонов, засвидетельствованная Пилей и Жуликом совершенно случайно, обернулась любопытным открытием. Грамотно отследив Таню, друзья выяснили, к кому же она ушла из дому. Сталинская пятиэтажка с «Рюмочной» на первом этаже была известна всем окрестным алкашам, а первый подъезд этого дома – всем окрестным педофилам. Именно там соглядатаи и засекли Мандавошку. Малолетняя проститутка отдала Тане какие-то ключи, скорее всего от квартиры, и бросила вслед: «Слышь, Танюха, забери завтра малого из садика в шесть вечера! А то меня один крутой пацан на природу бухать зовет!»

– Насчет «кентуются» не знаю, – ответил Жулик, подумав. – Пока налицо только факт знакомства. Ничего удивительного: они ведь ровесницы и соседки.

– Но ведь та алюрка… ну, Мандавошка, бегает у бывшего мусорка на поводке, точно бобик! А ментовская дочь своего папика сегодня на хер послала… Несостыковочка, – заключила Рита.

– Предполагаешь, что гражданка Голенкова Т. Э. может стать свидетелем защиты гражданина Сазонова А. К. в будущем суде? – невозмутимо уточнил гражданин Сазонов А. К., опуская очевидные логические звенья. – Неплохо бы ее допросить. Боюсь только, что ей придется свидетельствовать против отца.

Из-под капота с истеричным кудахтаньем вылетел огненно-рыжий петух и, подпрыгивая, понесся к забору.

– У-у-у, петушила, размахался крыльями! – процедила блатнючка и нажала тормоз до упора.

– Это ты про Голенкова? – уточнил Леха.

– И про него тоже. Да и про всех этих мудил… в ментовских погонах, – неожиданно обобщила шестикратно судимая рецидивистка. – Леха, смотри!

Неподалеку от дачного домика, снятого Жуликом, стояла раздолбанная милицейская «шестерка». У открытой дверки скучал пузатый мент подчеркнуто сельской наружности: рыжие кудри из-под сдвинутой на затылок фуражки, обувь, не чищенная со дня покупки… Заметив «Волгу», милиционер вышел на дорогу и призывно поднял руку с жезлом.

Пилино лицо приобрело выражение, какое обычно бывает у людей, желающих плюнуть.

– Спокойно, – распорядился Сазонов и, приопустив стекло дверки, начальственно взглянул на мента. – В чем дело, лейтенант?

– О, москвичи… – правоохранитель только теперь обратил внимание на номер машины. – Дачу тут снимаете или как?

– Или как, – ответил Жулик, глядя непросто. – А вы нас остановили, чтобы предложить бунгало на Французской Ривьере?

Обилие незнакомых слов заставило мента насторожиться.

– Ваши документы!

– Прошу. – Леха выверенным жестом извлек из кармана сафьяновую корочку с золотым тиснением и эффектным жестом раскрыл ее.

Едва взглянув в документы, лейтенант выпрямил спину и подобрал живот. Форменная фуражка слетела наземь. Из-под пряди на лбу потекла капелька пота.

– Может, и вы представитесь? Как и положено по «Закону о милиции», – с казенной вежливостью попросил обладатель сафьянового удостоверения.

– Вася Ко… Виноват. Лейтенант Козлякин, участковый инспектор! – приосанился мент, пожирая глазами заоблачное столичное начальство.