Вадим не мог понять, отчего именно сейчас у нее случился такой публицистический приступ, но слушал с интересом. Несколько, впрочем, брезгливым. Для него было внове, что существуют в обществе такие вот настроения.

Римма доказывала, что вообще вся деятельность русских войск, военных советников и дипломатов в разных концах света является серьезнейшей опасностью для человечества.

– А отчего же именно российских? – не выдержал Ляхов. – Насколько мне известно, наши контингенты в любой точке мира не превышают предписанных пятнадцати процентов от общей численности боевых формирований ООН. Причем, за исключением дальневосточного театра, находятся под международным командованием..

Римма взглянула на него почти что с ненавистью. Относилось это, разумеется, к его словам и мундиру, поскольку лично они знакомы не были.

– А вы не знаете?! Российские войска известны во всем мире..

– Своей боеспособностью и одновременно редкостной сдержанностью и политической беспристрастностью, – вставил Вадим фразу в ее длинную паузу.

– О втором ничего не знаю, а первое – да! Боеспособностью. То есть способностью в минимальное время уничтожить максимальное число людей, не желающих жить по вашим законам и правилам..

– Скорее, по вашим, ибо законы и правила устанавливаются демократически избранной Государственной думой, военнослужащие же правом законодательства не наделены и лишь исполняют то, что им предписывают избранники народа. Ваши избранники..

Ляхов театрально развел руками и сел.

Дама-визави улыбнулась и одобрительно кивнула, сделав при этом почти неуловимый жест. Пробегавший мимо лакей тут же поставил перед Вадимом рюмку коньяка. Она тоже прикоснулась губами к краю своего бокала.

Ляхова попытался поддержать пожилой актер Вахтанговского театра, фамилия которого вылетела у Вадима из головы, хотя игра в «Кабале святош» понравилась, но Римма тут же его осадила.

Выходило так, что оставшемуся в одиночестве Ляхову следовало или молча капитулировать, или принять бой на территории противника.

Салтыков куда-то испарился нечувствительно, а рассчитывать еще на чью-либо поддержку Вадим не мог.

Разве только взгляд безымянной красавицы обнадеживал.

Поэтому он отважился.

– А вы предпочли бы, чтобы повторилась ситуация сначала 1914-го, а потом и 1918 года? – медленно и как-бы небрежно спросил он, словно все это его чрезвычайно утомляло, но и оставить выпады оппонентки без внимания он не мог.

– При чем тут восемнадцатый год? – с разбегу наткнулась на его вопрос поэтесса.

– Ну как при чем? Тогда большевики объявили всеобщий мир без аннексий и контрибуций, и миролюбивые соседи тут же начали отгрызать от России куски, в меру собственных потребностей. Еще б чуть-чуть, и мы остались бы без Украины, Дальнего Востока, Прибалтики и Закавказья, не говоря о Польше и Финляндии.

К счастью, генералы Корнилов и Деникин сумели вовремя навести порядок. И показать союзникам, что древнее правило «Пакта сунт серванта» [35] остается в силе. За что нас и приняли в Тихо-Атлантический союз.

А сейчас ровно та же ситуация. Стоит нам только перейти на декларируемые вами позиции абстрактного пацифизма и гуманизма, нас сначала выдавят из Союза, а потом просто отнимут все территории, которые мы не станем защищать.

Кстати, на каких границах вы согласны признать наше право на вооруженную защиту?

– Не передергивайте. Речь идет о том, что мы убиваем людей, которые не сделали нам ничего плохого, на всех материках, а лучше бы оставить их в покое и заняться собственными делами..

– Так и занимайтесь, – широко улыбнулся Ляхов. – Кто же мешает? Но если мы, – он показал на себя пальцем, – сегодня не станем защищать наши интересы на китайской или турецкой границе, завтра нам и вашим детям, если они у вас есть, придется делать это же самое на границах Московского княжества времен Ивана Третьего..

Логично дать свободу всем народам, которые мы поработили за последние пятьсот лет?

– Конечно же! – воскликнула Римма. – Каждая нация, каждый народ имеет право на самоопределение..

– Так точно, – кивнул Ляхов. – Давайте с ними согласимся. Отдадим всем все, кто чего попросит. Вы еще забыли – китайцам Маньчжурию, японцам – Корею, Сахалин и Курилы. Мы же не будем больше агрессивными.

А завтра Новгород вспомнит о событиях XVII века. Они же были независимым государством, а злобный Иван номер четыре их покорил. Причем с крайней жестокостью. Бояр и лучших людей в Волхове топил, митрополита задушить велел. Это мы тоже признаем, покаемся, можем даже согласиться на репарации и реституции.