«В начале девятка.

Радость от согласия.

Счастье!

Девятка вторая.

Радость – от правды.

Счастье! Раскаяние исчезнет.

Шестерка третья.

Радость – от прихода.

Несчастье!

Девятка четвертая.

Радость от договоренности. Но еще нет равенства.

Если же стороны поспешат, то будет веселье.

Девятка пятая.

Если оправдаешь разорителей, то будет ужасно!

Наверху шестерка.

Влекущая радость!»

Толковать можно как угодно, особенно третью и пятую позицию. Но в целом итог предприятия должен оказаться положительным.

Он сгреб монетки, вернул на место.

Убедился, что буфетчица занялась своими делами, в ближайшие минуты не потревожит, ощутил, как водка начала свое мистическое дело, преодолевая гематоэнцефалический барьер, и начал погружение.

Всяко бывало: пробкой выскакивали в межгалактическое пространство, плавно входили в путаницу цветных туманностей, струн и псевдотоннелей. Ростокин с их подачи вообще очутился в жутко реалистическом пространстве выдуманного им самим тринадцатого века. Сашка повидал такое, что без крайней необходимости и вспоминать не хочется. У друзей наверняка бывали подобные же моменты. Не зря лучший друг Андрей по поводу некоторых своих «видений» предпочитал ограничиваться самыми общими описаниями и рассуждениями.

Шульгин как-то, самый, пожалуй, первый раз, [55] спросил у друга об этом и, не получив удовлетворительного ответа, сказал с легкой издевкой: «Что, тот самый „слег“, как у Стругацких, когда никто не желает признаваться, что там видел и делал?»

Новиков ответил удивительно спокойно: «Ты знаешь, почти да. Ты тоже не говорил и сейчас, уверен, не станешь рассказывать даже мне, что именно, в деталях и конкретно, происходило у тебя по первому разу с Наташей Ч., Наташей И. и прочими. Есть, товарищ психиатр, некоторые моментики, что и наедине с собой не хочется вспоминать. Ты мне «Хищные вещи…», я тебе «Солярис», и успокоимся на этом».

Известно было также, что астрал если принимал посетителя, то создавал для него ту картинку портала, которую считал нужной в данный момент. Или, как предполагал Удолин, предлагал ее сформировать самому, исходя из текущего состояния сознания и подсознания. По аналогии с обычным сном. Он ведь зависит если не от тебя напрямую, то от твоих тайных мыслей, настроений, дневных забот, начинающихся болезней, прочих привходящих обстоятельств.

Так и сейчас.

Не в межгалактическом пространстве он оказался, не внутри непредставимо гигантского компьютера (хоть электронного, хоть биологического), даже не в знакомых помещениях Замка, который тоже был неким входным терминалом одного из связанных с земной жизнью Узлов, а в том месте и в тот момент, о котором давненько не вспоминал. Хватало текущих забот.

Получается, именно этот очажок тлел на дне его подсознания, как окруженная лейкоцитарной капсулой, но никуда не девшаяся заноза.

Освещенная сумрачным светом дождливого и туманного дня кают-компания яхты «Призрак», вначале придуманной ими, Новиковым, Левашовым и самим Сашкой, в незабвенные шестидесятые годы. Когда даже вообразить нельзя было, чтобы граждане Страны Советов стали владельцами океанской яхты и беспрепятственно болтались на ней по морям и океанам, совершенно не имея в виду текущих обстоятельств, экономических и политических.

Потом тем не менее она стала реальностью. В октябре двадцать первого года, когда почти все намеченное было сделано, они решили с Андреем и своими девушками уйти в дальнее плавание, предоставив прочим «братьям» разбираться с Югороссией, а главное – с тем тупиком, в который они сами себя загнали.

Тупик, может быть, слишком сильно сказано, но в их с Новиковым понимании идея себя изжила. Да и намек поступил весьма недвусмысленный, с двух сторон сразу, что лучше бы им (именно Сашке с Андреем) на долгий срок избавить цивилизованный мир от своего присутствия. Ставшего, очевидно, слишком назойливым.

Подготовили они яхту к походу, распрощались с друзьями, согласовали важные и не очень моменты, и вдруг в последний момент Шульгин почувствовал, что уйти не может. Не должен. Слишком интересная и непонятная интрига начала раскручиваться в Севастополе, в Москве, в Берлине.

«Так прощались с самой серебристой, самою заветною мечтой флибустьеры и авантюристы, по крови горячей и густой»?

Таким же образом, как недавно в квартире Лихарева, Сашка решил «уйти, чтобы остаться». Так и сделал. Случилось после этого решительного шага много интересного, [56] а итог каков? После всех приключений и коловращений жизни он опять оказался здесь, на яхте, в точке принятия очередного судьбоносного решения.