– Энни…

Он поднялся на ноги. Его руки, которые он явно не знал, куда девать, казались чересчур большими, громоздкими. Ей хотелось дотронуться до них, взять их в свои, вновь наполнить их жизнью, сделать что-нибудь, чтобы ему стало лучше. Запрещено. Она остановилась и сказала:

– Что случилось?

– Вы меня ждали? – спросил он тем же удивленным тоном.

– Да, я… Что случилось, Кристи? Что не так?

Он глубоко вздохнул:

– Толливер Дин умер.

– О, нет…

– Ничто не предвещало беды. Удар случился в конторе рудника сегодня после полудня, а спустя несколько часов он умер.

Теперь она взяла его руку в свою и, подведя его к скамье, усадила рядом с собой. Он прижался лбом к грубой коре дерева и закрыл на секунду глаза, потом снова открыл их и поглядел на небо.

– Как Софи? – спросила она.

– Она в полном отчаянии. Я… Это… – Он покачал головой с таким видом, будто бессмысленность каких-либо слов причиняла ему физическое страдание.

– Пришел ли он в сознание перед смертью?

– Да. Он знал, что умирает. – Он поднял руки со стиснутыми пальцами и прижал их ко лбу. – Я произнес все слова, все… слова. Они не помогли.

– Помогли, уверяю вас.

– Он боялся. Он не хотел умирать. В самом конце он спросил меня – почему? Я давал ему ответы, которые знаю, – воля Божья, нам не дано понять, переход в лучший мир, ну и прочее в том же роде… – Кристи сжал веки и скрипнул зубами. – И тогда он перестал спрашивать. Из вежливости.

Испытывая боль за него, Энни сидела тихо, не говоря ни слова.

– Потом он отошел, а я не мог ничего сделать и для Софи. Ее сердце разбито. Я просто… смотрел на нее. Сидел с ней, говорил… слова. Я так хотел все разрешить для нее, сделать так, чтобы все было хорошо. Заставить смерть уйти. Заставить ее снова поверить, что все будет хорошо, хотя так, как прежде, уже не будет.

Он опустил руки, открыв свое грустное лицо. Минуту она медлила, не нарушая тишины, которая легла между ними, а потом положила руку ему на плечо. Он не взглянул на нее, но благодарно улыбнулся рассеянной улыбкой.

– Вы сделали все, что могли, – услышала она свой голос. Ее слова были банальны, но он не вздохнул, не шевельнулся с нетерпением; он опять устало улыбнулся и похлопал ее по руке.

– Вот видите? – спросила она. – Я сказала глупость, но она вас немного поддержала. А вы помогли Софи и мистеру Дину. Это так, вы просто не можете это видеть. Вы были там. Вы с ними оставались, вы не сбежали, как это сделало бы большинство людей – как делала это я, когда становилось слишком больно. «Семья имеет право на уединение», – сказала бы я, но на деле я уклонилась бы от долга, потому что я не смогла бы выстоять. Вот что делает большинство людей, Кристи, но не вы.

– Такая у меня работа.

– Да, точно. И вы ее хорошо делаете. Вы делаете ее. Нет правильных слов в такое время, вы просто не можете сделать это лучше. Так или иначе людям нужны не ответы, им нужно участие. Вы не можете лечить или избавить от смерти или страдания, Кристи. Вы можете только быть там и держать руку Софи в своей руке. Это все, что вы можете сделать.

– Нет, Энни, – возразил он спокойно. – Я – священник; предполагается, что я должен делать нечто большее. Предполагается, что я приношу надежду тем, кто ее потерял. Мое видение Божественного промысла должно быть так могуче, так неотразимо, что оно успокоит умирающих и принесет им мир. Я помощник Бога на земле, его жрец. У меня есть церковные таинства, и у меня есть Библия, но до тех пор, пока во мне нет Божественного духа, дающего мне благоволение говорить правильные слова, совершать правильные поступки…

– Но так и есть, – настаивала она. – О, Кристи, вы не знаете! Вы не можете это видеть, но я могу, и я говорю вам: вы помогаете всем, кого встретите.

Он рассмеялся в ответ на это. Она взяла его руку в свои и сильно сжала ее.

– Я наблюдала за ними, я видела людей, когда они с вами. Они… вспыхивают радостью, когда вы входите в комнату. В церкви они никогда с вас глаз не сводят. И я говорю не только обо всех этих глупых девчонках, что в вас влюблены. Я говорю обо всех. Что мне непонятно, так это то, почему вы не видите, что вас все любят.

Он опустил голову, делая вид, что смотрит на свои сжатые руки. Он был тронут и к тому же не силен в притворстве; бедный Кристи, лучшее, что он мог сделать, чтобы скрыть свои чувства, это спрятать лицо.

– О чем вы думаете? – спросила Энни после молчания.

– Я думаю… что это я должен был сказать:

«О чем вы думаете?» Это то, что я говорю, когда люди молчат. Чтобы вызвать их на разговор.

Энни улыбнулась.

– Прекрасный способ, – сказала она тихо. – Я уверена, у вас их еще сотня, а вы даже не знаете об этом.