«Она была красивая», сказал он сегодня о своей матери. Энни решила, что это мягко сказано. Она была прекрасна, у нее были такие же, как у сына, светлые волосы и голубые, как льдинки, глаза, и выражение лица одновременно ласковое и слегка ироничное. Ей явно нравился художник, но выражение ее лица говорило, что ему бы следовало поторопиться и поскорее закончить рисунок.

У нее мелькнула мысль.

– Это ты нарисовал?

– Да.

– Мне бы следовало догадаться. О, Кристи, они очаровательны. Сколько тебе было, когда ты их нарисовал?

– Двадцать, двадцать один.

– Я хотела бы увидеть все твои работы. Ты их сохранил, правда ведь? – Он кивнул. – Можно мне посмотреть?

Он улыбнулся, пожал плечами.

– Когда-нибудь. Если захочешь.

– Я захочу.

Она прошла по комнате к его ночному столику, заваленному книгами и бумагами. Копаясь в бумагах и умышленно громко шурша, она увидела, что в них содержатся заметки по одной из предстоящих проповедей. Энни сделала вид, что шокирована.

– Ты пишешь проповеди в постели?

– Когда не хватает времени. То есть почти всегда.

– О, – воскликнула она, – ты и в самом деле это читаешь!

Одна из книг на столе называлась «Курс философии агностицизма»; эту книгу она оставила для него на прошлой неделе в их тайнике.

– Ты думала, я не стану это читать?

Сама она этой книги не читала и теперь почувствовала себя дурочкой. Вера Кристи была основана на изучении и размышлении, на долгих часах богоискательства, а ее отрицание, если говорить правду, вообще ни на чем существенном.

– Что ты об этом думаешь? – спросила она тихим голосом.

– Еще не дочитал. Больше всего меня поразила убогая картина мира, лишенного Бога.

– Давай не будем вести богословских споров сегодня вечером, – сказала она торопливо. Он улыбнулся своей терпеливой улыбкой.

– Хорошо.

Энни вспомнила (никогда не забывала), зачем в первую очередь пришла сюда и села посреди кровати, поглаживая рукой покрывало.

– Мягко, – сказала она нежно, улыбаясь самой неотразимой из своих улыбок. – Присоединишься?

Она подняла брови, бросая ему вызов. Он молча смотрел на нее в течение долгих, долгих секунд. Потом покинул свой пост у дверей и, не улыбнувшись, пошел к Кровати. Энни затаила дыхание. Он запустил пальцы в ее волосы и запрокинул ее голову.

– Энни, – сказал он и поцеловал ее так крепко, что она едва не задохнулась. Она усадила его на кровать рядом с собой и обняла за шею, и вот они уже прижались друг к другу, обмениваясь нежными, радостными ласками.

– Я весь вечер ждал этого, – признался он, и она в ответ прошептала:

– Я тоже.

Она запустила руки под его сюртук, чтобы погладить широкую спину и крепко прижать его к себе, наслаждаясь ощущением твердого, мускулистого тела. Он целовал ее, шепча ей на ухо слова, которые заставляли ее поджимать пальцы ног, лишали дыхания. Она чувствовала, как ее сердце по-воровски покидает ее и уходит к нему. Теперь его не поймаешь: об этом даже и думать нечего.

Он держал ее подбородок в руках, гладил губы большими пальцами, мягко надавливая, чтобы приоткрыть их. Ею двигало сильное, страстное желание. Их губы встретились в долгом поцелуе, горячем и влажном, интимном как любовный акт. Она не помнила, как её руки очутились на его бедре, но ей нравилось ощущать его твердое, как камень, тело под своими пальцами. Кристи издал тихий горловой звук, и она ответила таким же тихим стоном полного удовольствия.

На ней был черный кружевной воротник, который застегивался спереди. Она сказала: «О!» – когда поняла, что он медленно расстегивает пуговицы. Его зрачки расширились, почти закрыв чистую голубую радужку. Он провел руками по ее груди над краем кружевной сорочки, лаская кожу и заставляя ее вздохнуть. Склонив голову, он прижался губами к ее плечу. Она вдыхала аромат его волос, гладила их, и они щекотали ее между пальцами.

Он принялся дергать застежки корсета, и она ощутила в его прикосновении нервную дрожь нетерпения. Ее груди открылись, верхняя часть корсета вытолкнула их как подношение, как подарок. Его сильные руки властно обхватили ее.

– Моя радость, – пробормотал он. – Энни, любовь моя.

Она закрыла глаза, отдаваясь восхитительному чувству, ощущая буйную радость, но и безопасность тоже, потому что он обращался с ней как с драгоценностью. И она падала, падала, нащупывая спиной покрывало, и волосы Кристи мягко, нежно щекотали ее груди. Она почувствовала, как его губы поцеловали ее чувствительный сосок, и выгнулась, выдохнув его имя.

– Будь моей женой, – прошептал он, проходя поцелуями вверх и вниз по ложбинке между ее грудями. – Выходи за меня, любимая.