По окончании приема в Оссинге Адам намеревался поехать в Дорсет, в поместье, которое прежде собирался продать. Он начнет приводить его в порядок, чтобы оно было готово для приема невесты. Потом пригласит супругов Лейтон-Блэров и обсудит с ними бракосочетание в местном церковном приходе. Он будет твердо настаивать на этом. Он не вернется в Лондон, чтобы устраивать там светскую свадьбу в церкви Святого Георга. Он не вернется в свой дом со смежными балконами на Брутон-стрит. В конце концов, он наймет делового человека, чтобы тот продал дом на Брутон-стрит. Его персонал упакует мебель и личные вещи и отправит их в Дорсет. У него не будет необходимости возвращаться в этот дом, где все напоминает об искушающей близости Марианны.

Это будет полный разрыв. Адам откажется от городской жизни, которую всегда предпочитал, и поселится в сельской местности, где его невеста будет счастлива. Он станет сквайром и обзаведется целым выводком детей.

Он посвятит оставшуюся жизнь счастью Клариссы. Он попытается сделать что-нибудь значительное в своей жизни.

И может быть, однажды, спустя годы, когда Адам привыкнет к новой жизни, когда его чувства к Клариссе станут более глубокими, когда он окончательно укоренится в Дорсете настолько, что не сможет покинуть его, – может быть, тогда он снова посетит Лондон и Марианну. Они встретятся, как старые друзья, и будут вспоминать те дни, когда проводили время втроем с Дэвидом. Их единственная, неповторимая ночь в Оссинг-Парке станет не более чем приятным воспоминание. Причем для нее в меньшей степени, поскольку она никогда не узнает, что провела эту ночь с ним.

Это будет своеобразным наказанием для него за то, что он сделал. За то, что подверг ее мучениям. За то, что обманул ее. За то, что любил ее.

Чувство вины, оттого что он этой любовью предал своего лучшего друга, угнетало его больше, чем возможность навсегда потерять Марианну. Адам не так переживал из-за событий прошлой ночи, как в связи с тем, что втайне любил ее все те годы, когда Дэвид был еще жив, хотя никогда не признавался в этом даже самому себе.

«Прости меня, Дэвид. Я не думал, что так получится». Никогда больше не видеть ее, никогда не прикасаться к ней и не слышать ее смеха – это будет самым страшным мучением для него. Но он выдержит его во искупление своих грехов. Расставание с ней – единственно правильное решение.

Но как же больно! Казалось, Адам знал Марианну целую вечность. Он очень дорожил ее дружбой. Она всегда нравилась ему, а теперь он безумно влюблен в нее. Теперь Адам познал ее тело и ее страсть. Она превзошла все его ожидания, и память об этом он будет хранить всю оставшуюся жизнь.

Адам повернулся на звук шагов. Появилась служанка в дорожном плаще, со шляпной коробкой и коробкой поменьше, в которой, вероятно, хранились драгоценности Марианны. Она присела перед Адамом в реверансе и прошла мимо. Служанка передала шляпную коробку лакею, который поместил ее на крышу экипажа вместе с другими вещами и весь багаж крепко привязал ремнями. Коробочку с драгоценностями девушка оставила при себе и села в карету.

Вскоре из дома вышла Марианна. На ней был зеленый бархатный жакет поверх желтого в полоску платья, которое Адам приметил раньше, и соломенная шляпа с изогнутыми полями. Это был довольно привлекательный наряд, яркий и веселый, однако ее бледное мрачное лицо не выражало ни малейшей радости. Она остановилась и посмотрела на Адама. В ее красивых карих глазах чувствовалось напряжение.

– Спасибо, что провожаешь меня, – сказала она.

– Не стоит благодарности.

– Ты должен понять, что я не могу здесь оставаться. Ты, несомненно, узнал из моего разговора с подругами, что произошло.

– Да.

Марианна закрыла глаза и внезапно густо покраснела. От стыда? От замешательства? От горя? Ее вид, словно нож, поразил его в самое сердце.

– Я в полном замешательстве, Адам. Я не знаю, что делать. Мне необходимо уехать отсюда.

– Понимаю.

– О, Адам, ты так добр ко мне. Что бы я делала без тебя?

Казалось, нож повернули в его сердце. Адам подал ей руку. Она улыбнулась и приняла ее. Они спустились по ступенькам крыльца и направились к карете. Он внимательно изучал Марианну, стараясь запомнить черты ее лица: элегантный овал подбородка; прямой нос, который от озабоченности казался длиннее, чем обычно; прекрасную матовую кожу, которая ощущалась очень гладкой, когда он касался ее своим шершавым подбородком; нежные щеки, похожие на персики в лучах солнца; большие карие глаза с длинными, изогнутыми вверх ресницами; нежный, сочный рот с нижней губой, немного более полной, чем верхняя. Ямочки на щеках сейчас не были видны, но можно было различить едва заметные впадины, где они появлялись, когда она улыбалась.

Он вглядывался в ее образ с напряженностью художника-портретиста, словно хотел навсегда запечатлеть его.

Марианна повернулась к нему, когда они подошли к открытой дверце кареты.

– До свидания, Адам. Спасибо тебе.

Он взял ее руку и прижался к ней губами. От ее перчатки исходил легкий аромат туберозы.

– До свидания, дорогая.

Он помог ей подняться по ступенькам кареты. Она опустилась на подушки и расправила свои юбки, потом подняла голову и сказала:

– О, Адам, я совсем забыла! Ты можешь оказать мне услугу?

– Любую.

– Я попрощалась с леди Престин, но не смогла поговорить с лордом Джулианом. Когда он будет в состоянии принимать визитеров, передай ему, что я ужасно сожалею о том, что случилось с ним. И мои извинения за столь поспешный отъезд.

– Да, конечно.

– Но прошу – ни слова о причине моего отъезда. Скажи ему… какое-то личное дело вынудило меня вернуться в город.

– Не беспокойся, дорогая. Я передам ему твои извинения без лишних объяснений.

– Спасибо еще раз, Адам. Ты, как всегда, остаешься моим верным другом.