— Как вел бы себя ты, если бы твоя жена… если бы я… отправилась на свидание с другим? Да еще заперла бы тебя в спальне, чтобы ты дожидался, когда я соизволю вернуться?

Он и не старался скрыть ухмылку:

— Что ж, это открывает кое-какие интересные возможности.

Его большие пальцы чертили чувственные круги на ее нежной коже с внутренней стороны запястий. Он ощущал, как предательски участился ее пульс под его пальцами, пока он говорил. И краска, залившая ей лицо, была, несомненно, вызвана его близостью, а не ее продолжавшимся гневом. Он привлек ее к своей груди и обхватил руками за талию.

Она попыталась отвернуть от него свое выразительное лицо, однако он схватил ее рукой за подбородок и повернул к себе.

— Ты не должен принимать решения за меня, — слабо протестовала она. — Я не ребенок. А также не из тех жен, которым нельзя доверять.

— А ты не должна пренебрегать решениями, которые я принимаю, — возразил он. — Как будто я сам не способен управлять своими землями или заботиться о своих подданных.

Взгляды их скрестились.

— Ты должна быть наказана.

Она надменно вздернула подбородок:

— Я не собираюсь больше ходить ради твоего удовольствия в той прозрачной сетке.

— Это не было наказанием, — усмехнулся он.

— Для меня было. Ты уже выставил меня на посмешище перед слугами. И сейчас собираешься снова запереть меня в спальне?

— Нет, разве что вместе с собой, — ласково и многообещающе заверил он. И после этих слов почувствовал прилив крови в чреслах. — И впрямь, неплохое будет наказание. Вот видишь, Идит, я иногда слушаюсь твоих советов.

— Я вовсе не давала тебе совет запирать нас вдвоем в спальне, — с негодованием заявила она.

Он тихо засмеялся:

— Но ты должна согласиться, что это открывает определенные возможности. Хмммм. Надо это обдумать.

— Мне нужно приглядеть за пчелами, а Берта наверняка устроила на кухне в мое отсутствие свинарник, и…

— Я не говорю, что мы займемся этим немедленно. Ай-ай. Не надо так надрываться. Я понимаю, ты хочешь отвлечься от искушения, которое тебя гложет, но…

— Надрываться? Какая глупость! И что за искушение?

Он широко ухмыльнулся.

Идит озадаченно глядела на улыбку Эйрика, которая не смягчала его сердитых глаз. Потом ее губы пораженно разжались, а лицо залило от догадки жаркой краской.

— Ох… ладно. Я вижу, что ты меня просто дразнишь, говоря о наказании.

— Нет, отнюдь. Ты заплатишь, и заплатишь как следует, на моих условиях, Идит. Но сейчас мне требуется твоя помощь с Эммой. Если я запру дверь этой спальни — а я решил, что это создает хорошие возможности для твоего «наказания», — я решу этот вопрос на много дней, и тогда пусть уж меня не беспокоит никто, даже моя бедная дочка. Но сейчас она нуждается в заботе.

«Много дней! — восхитительные мурашки поползли по Идит. — Что могут делать вместе два человека много дней?» Но затем до ее сознания дошли и его другие слова.

— А что с Эммой? — спросила она.

Он начал ей рассказывать про немоту своей шестилетней дочки, наступившей после пожара, унесшего три года назад жизнь ее матери.

— Ее память начала возвращаться. Несомненно, это было вызвано эпидемией в приюте, когда сжигали зараженную одежду и белье. Она даже начала говорить кое-какие слова. Вот только кричит и плачет непрерывно день и ночь.

Идит забыла про собственные беды и про гнев Эйрика.

— Скажи, чем я могу помочь.

Когда Эйрик изложил свою просьбу, она кивнула и пошла вместе с ним к двери. Перед тем как войти к Эмме, он обернулся и сказал:

— У нас с тобой много незаконченных дел, жена. Не думаю, что я что-то забуду. У меня долгая, очень долгая память, а список твоих провинностей растет с каждым днем.

К вечеру Эйрик вернулся со своими людьми с ристалища. Потный и усталый после физических нагрузок, а также от душевного напряжения последних дней, прошедших в тревоге за Эмму и Идит, не говоря уж об отсутствии новостей из витана, он медленно поднимался вверх по ступенькам.

Шагнув к открытой двери своей спальни, он остановился, изумленный домашней идиллией. Идит сидела на кровати, прислонившись к спинке. Одна ее рука обнимала Эмму, другая Джона. Рядом сидели, скрестив ноги, Лариса и Годрик. А верный барбос Принц лежал, распростершись на полу, не сводя с Идит влюбленного взора.

Дети жадно слушали историю про его прадеда, Гаральда Светлоглавого, некогда короля всей Норвегии.

— И Гаральд безумно влюбился в Гиду, дочь короля Гордаланда. Однако Гида отказалась выйти за него замуж, пока он не покорит всю Норвегию, а этого не удавалось до него ни одному королю.