Когда новый супруг признал ее сына за своего собственного перед всеми важными гостями, он тем самым коснулся чувствительного места, глубоко спрятанного в ее ожесточившейся душе. Она будет ему вечно благодарна, а уж сейчас, под впечатлением момента, способна многое ему простить — даже такое легкое развлечение за ее счет.

Она принудила себя положить ладонь ему на руку, когда они снова сели за стол, и дрожащим от нахлынувших чувств голосом сказала:

— Эйрик, я благодарна тебе за твои слова, касающиеся Джона. Это больше, чем я ожидала.

Эйрик выразительно поглядел на ее руку, а затем вопросительно наморщил лоб.

— Благодарна, говоришь? А как благодарна?

— Не так, как ты думаешь, похотливый чурбан. — Она хоть и попыталась нахмуриться, но не смогла удержаться от короткого смешка.

— О? А откуда ты знаешь, о чем я думаю? Может, я намекал, что неплохо бы увеличить тебе приданое — добавить монет, лишний локоть шелка. — Он громко захохотал. — Или пчел побольше дать.

Идит неодобрительно покачала головой:

— По-моему, твой брат знает тебя не так хорошо, как полагает.

— Как это так? — Он широко улыбнулся.

Идит внутренне сжалась, чувствуя, что ее тянет к Эйрику. Она-то считала себя после неудачи со Стивеном устойчивой к мужскому обаянию. И уж конечно, никогда не предполагала, что способна увлечься таким грубым мужланом, как тот, кого отныне будет именовать супругом.

«Супруг, — мысленно простонала она. — О Господи».

Уйдя в свои мысли, она потеряла нить разговора и вспомнила с большим трудом.

— Когда я сказала твоему брату, что он такой же легкомысленный, как и ты, он заявил, что я ошибаюсь, что ты всегда был серьезным братом. Послушать его, так ты воплощение серьезности. Но я-то лучше знаю. С самой нашей первой встречи ты смеешься и подшучиваешь надо мной.

Эйрик осклабился.

— Тайкир сказал правду. Меня всегда укоряли, что я слишком угрюм. Видно, ты настраиваешь меня на веселый лад, — вкрадчиво предположил он.

— Ты ведешь безнадежную игру, если надеешься растормошить меня сладкими словами. Оставь их для каких-нибудь ветреных девиц.

Эйрик ответил на ее слова обворожительнейшей из улыбок, словно хорошо знал женщин и ее тоже видел насквозь — такая же, как и все остальные.

— А что может размягчить твою твердую скорлупу, жена моя? — спросил он низким, соблазняющим голосом, наклонясь к ее голове, чтобы коснуться краев тонкой ткани, — казалось, он был заворожен этой прозрачной преградой.

Идит вся собралась, чтобы не отшатнуться в страхе от его сладкого дыхания, смеси медовой браги, которую она привезла из Соколиного Гнезда, и его собственного, ни с чем не сравнимого запаха.

— Драгоценные камни? Они помогут соблазнить тебя? — продолжал Эйрик, несомненно прекрасно понимая, как действует его голос на ее напряженные чувства. — Или тонкие наряды из шелка? Новые гобелены, чтобы украсить стены? — Ответом было неприступное молчание, но Эйрик не сдавался. Немного подумав, он просветлел. — Ну а как насчет книги по пчеловодству одного монаха-франка? По-моему, я припоминаю таковую в собрании Ательстана, которое он передал королю Эдмунду.

Невольная вспышка радости, видимо, отразилась на ее лице, Эйрик закинул голову и рассмеялся:

— Ах, жена, неужели тебе действительно так легко угодить?

— И вправду, меня очень легко порадовать. Но ты не мог мне дать ничего больше того, что дал сегодня вечером, когда признал Джона своим сыном. И я вовек тебе благодарна. — Она увидела, что Эйрик пристально вглядывается в нее, слегка щуря глаза в тусклом освещении, но на этот раз не стала прятаться и продолжала: — В ответ на твою милость я обещаю быть тебе самой лучшей женой, насколько смогу. Я превращу этот замок в процветающий дом. Наведу порядок среди прислуги. Своими пчеловодческими трудами помогу твоему процветанию. Буду заботиться о твоих детях, как о своих собственных. Я…

Эйрик накрыл ее ладонь своей огромной ручищей, и глаза Идит в панике расширились. Она бросила быстрые взгляды по сторонам, однако этого интимного прикосновения никто не заметил.

Правда, жест этот не мог показаться неожиданным на свадебном пиру и вполне приличествовал супругу. Однако, сладкая Матерь Божия, у Идит эта загрубевшая в сражениях ладонь не вызвала никакого отвращения. Далеко не вызвала. Наоборот, кровь у нее забурлила, а сердце затрепетало.

А что она испытывала тогда, давно, со Стивеном? Она попыталась вспомнить. Нет, сейчас это что-то слишком сильное, слишком нутряное. Совсем не похоже на сладкое сердечное томление, которое она ощущала к лорду Грейвли до того, как узнала его настоящую натуру.