Она снова потерла свою обтянутую перчаткой руку.

– Несколько капель воска довольно сильно обожгли мне руку.

– Вам надо было сразу сказать мне, что вам больно. – Дилан потянулся к ее руке, но она оттолкнула его.

– Ничего особенного, не беспокойтесь. Когда приеду домой, попрошу Лори намазать мне руки пчелиным бальзамом.

– Дайте я посмотрю, дорогая моя. – С этими словами он решительно взял ее за руку – Клянусь вам, я сниму перчатку так осторожно, что вы даже не почувствуете боли.

– Ах, я и забыла, – сказала она насмешливо, – у вас же большая практика! Вы мастер снимать с женщин всевозможные предметы туалета.

Украдкой взглянув на нее, он убедился, что она улыбается.

– Еще одна фантастическая выдумка о моих безнравственных похождениях. – Он завернул черный шелк перчатки на запястье. – Мне кажется, что обо мне сочинили больше сказок, чем о маленьком народце.

– Из маленького народца никого не ловили на вершине Великой пирамиды с обнаженной женщиной.

– Вы испытываете какое-то нездоровое любопытство к этой истории. – Он держал ее руку, наслаждаясь благородными линиями, затем большим пальцем поддел материю перчатки и нежно потянул.

– Это вовсе не любопытство. – Она говорила уже почти шепотом. – Мне просто интересно, на что это похоже – резвиться с кем-то на вершине мира.

Его палец скользнул по ее ладони, бугру Венеры, плотному, как зрелый гранат. Он надавил на него пальцем и почувствовал, что Шарлотта перестала дышать.

– Что же вы не спросите, на что это похоже?

Мгновение было тихо, слышалось только цоканье копыт по мостовой. Он накрыл ее пальцы рукой, затем медленно, по миллиметру, снял перчатку полностью.

– Спросите меня, – повторил он.

– Так на что это похоже? – едва слышно прошептала она.

– Восхитительно, бесстыдно, непристойно. Животные, спаривающиеся на краю обрыва.

– Там, должно быть, было неудобно. Все эти камни… Он улыбнулся:

– Не будьте такой англичанкой. Или вы никогда не любили мужчину под открытым небом?

– Никогда, – тоскливо прозвучало в ответ.

– Жаль, что мы не знали друг друга, когда были в Египте.

Она попыталась высвободить свою руку, но он не отпустил ее.

Он нежно подул на ее руку, как будто для того, чтобы успокоить боль от ожога.

– Мы с вами очень похожи, дорогая моя. Больше, чем вы даже себе представляете. Мы оба не боимся Африки и ее тайн.

Она молчала.

Он прижался щекой к ее руке.

– Или опасностей.

– Дилан, пожалуйста!

Он посмотрел на нее. В карете было слишком темно, чтобы видеть ее лицо.

– Вы хотели знать, на что это похоже – заниматься любовью на вершине Великой пирамиды? Что ж, попробую рассказать вам.

– Не надо. – Хотя ее голос звучал встревоженно, руку она не убирала.

– Да-да, я это сделаю. Я попытаюсь описать вам это горячечное сумасшествие на вершине мира. Мне кажется, вам стоит об этом узнать.

Они смотрели друга на друга в сумраке экипажа. В этот момент они проезжали мимо уличного фонаря. Свет его проник внутрь, осветив ее широко раскрытые глаза и удивленное лицо, на котором застыло ожидание. Что осветил этот фонарь? Дилан вдруг понял, как страстно он желает Шарлотту.

Он почувствовал, что страсть медленно созревала в нем в течение этих недель, а сейчас готова прорваться и хлынуть из него, как водопад. Это было что-то новое, раньше он такого никогда не испытывал. Никогда раньше он не испытывал вожделения к женщине. Эту женщину он уважал и восхищался ею. Но раньше он никогда не встречал никого – мужчину или женщину, – кто хоть немного был похож на Шарлотту Фэрчайлд.

Он еще раз склонился над ее рукой, тихонько дуя на рану.

– Я еще не сказал вам о ветре. Там, наверху, было ужасно ветрено, как всегда в сумерки.

– Это хамсин, – прошептала она.

– Да-да, хамсин. – Если бы он закрыл глаза, то почувствовал бы на своей щеке обжигающее дыхание хамсина.

– Я люблю пустынный ветер. – Ее голос звучал мечтательно. – Йен говорил, что он доводит его до безумия своим свистом. А мне он всегда казался похожим на пение птиц. Или на музыку.

Он кивнул, скользнув двумя пальцами вниз к запястью. Ее пульс бился учащенно.

– Кто она была такая? – спросила она небрежно. – Эта женщина, которую вы затащили на пирамиду?

– Не помню. – Он прижал ее руку к своей щеке, и она вздрогнула.

– Я вам не верю.

– Но вы хотите мне верить. – В этот момент он наклонился к ее руке и прикоснулся к ней губами.

Она вскрикнула. Ему понравился этот звук. Он означал капитуляцию. Он уже слышал его много раз, но никогда этот вскрик не доставлял ему такого огромного удовлетворения.

– Ведь вы хотите верить, что я отчаянный, дикий и беспощадный, не так ли? Вы хотите, чтобы в моей кровати перебывали сотни женщин и мне все было бы мало.