Шрифт:
Рис. 12. «В-17»
Затем два прямых попадания! Два бомбардировщика начали падать над нашими головами, и девять… десять… одиннадцать парашютистов огромными грибами повисли в голубом небе и плавно потянулись на восток. Словно огромное кленовое семя, один из бомбардировщиков рассек воздух прямо перед нашими глазами и прошел, как нож, опущенный в масло, сквозь парашют одного из невезучих парашютистов.
Затем раздался крик: «Осторожнее, атака на бреющем!» – и, повернув голову, мы поняли, что, фактически, находимся под пушечным обстрелом «мустангов», надвигающихся на нас со стороны леса. Все вчетвером мы буквально зарылись в землю, а самолеты, изрешетив снарядами все поле, улетели! Осторожно мы подняли голову. Поднявшаяся пыль только что осела, и стали видны дырки от пуль, оставленные в земле всего в метре от нас. И тут же находился невысокий забор, за которым четыре девушки-радистки тоже валялись на земле и тряслись от страха.
– Черт бы их побрал! – злобно проговорил Фритц, стряхивая пыль с брюк. – Я только вчера забрал штаны из чистки – и что!
Одна из девушек, видя досаду Фритца, сказала:
– Дай мне свои брюки, Фритц. Я постираю и поглажу их для тебя!
Фритц отреагировал на ее предложение, печально махнув рукой:
– Не получится, дорогая! Моя вторая пара сейчас находится в прачечной, и больше переодеться мне не во что, а в кальсонах я ходить не могу.
Так завершился первый визит наших непрошеных гостей. К сожалению, где-то они оставили более тяжелый след, а нам в этот раз просто повезло.
Через час после вражеского отступления мне был дан приказ собрать нескольких человек и отправить их в эскадрилью в Виттмундхафене на «Bf-110». Я очень обрадовался возможности вновь увидеть с высоты поля и леса.
Приземлившись на базе истребителей, я увидел «Ме-163», готовящийся к взлету в конце взлетной полосы. Подкатив к ангару, я спросил одного из механиков, который подошел ко мне:
– Кто это взлетел?
– Это капитан Олейник, сэр! – ответил он. – Наш первый полет отсюда.
В этот момент в камере сгорания «кометы» Олейника произошел хлопок и вывалилось облако дыма, а еще спустя секунду раздался грохот – это загорелось топливо в камере сгорания. Шум становился все мощнее, когда Олейник пытался перейти с первой скорости на вторую, и казалось, весь аэродром дрожит под нашими ногами. И хотя я созерцал подобную сцену много раз раньше, в действительности почти ежедневно в течение долгого времени, мои глаза сейчас все равно неотрывно следили за «Ме-163В», и у меня было ощущение, что я вижу это в первый раз. «Надеюсь, полет пройдет хорошо!» – подумал я про себя, когда самолет Олейника устремился в небо.
«Он в порядке», – подумал я, и только повернулся к своему «Bf-110», как на высоте трех тысяч метров «комету», продолжающую набирать высоту, встряхнуло. Машина начала дергаться и как будто заикаться, а из хвоста повалили тяжелые клубы дыма. Олейник еще продолжал набирать высоту, а потом резко пошел на снижение, вероятно пытаясь снова включить двигатель. Несколько секунд из хвоста «кометы» не было видно ни дыма, ни гари, а потом из камеры сгорания повалил белый пар, сменившийся на черный.
– Сбрасывай! – закричал я.
Сбросив топливо, «комета» понеслась в сторону земли. Крышка кабины оторвалась и камнем полетела вниз. «Вовремя!» – подумал я, ожидая увидеть выпрыгнувшего следом Олейника. Но нет! «Комета» спускалась все ниже и ниже, делая широкий медленный круг над полем, перед тем как зайти на посадку. Но не все было в порядке. Казалось, истребитель болтает из стороны в сторону, и теперь он стал падать все быстрее и быстрее. Олейник отчаянно пытался снова взмыть вверх, но ничего не выходило!
У самолета не получалось сесть мягко, и он камнем падал вниз, раскачиваясь и виляя, пока, наконец, не ударился о землю, закружившись, как волчок. Тело вылетело из истребителя, и в ту же минуту появилось белое облако дыма, за которым показались огненные языки пламени.
Я не мог найти грузовик, чтобы добраться до места аварии, но пожарные расчеты уже приблизились к самолету Олейника и тушили пожар, а врачи кареты «Скорой помощи», мгновенно прибывшие на помощь Олейнику, уже аккуратно перекладывали его на носилки, чтобы отнести в машину. «Черт! – подумал я. – Какая ужасная судьба!»
Олейник был высококвалифицированным пилотом, имевшим не одну награду, да и просто отличным товарищем, и вот теперь он попал в ловушку, устроенную коварной машиной, а ведь еще мог жить да жить и совершить много славных подвигов!
Я сидел в штабе аэродрома, впав в отчаяние и депрессию, беспрерывно курил и ждал телефонного звонка, одновременно боясь услышать его. Наконец, он раздался, и кто-то другой схватил трубку. Через мгновение, отсоединившись, он произнес:
– Ему повезло! Перелом позвоночника. Ничего опасного!
Да, в этом случае это было правдой. Если вы всего-навсего сломали позвоночник, то можете считаться счастливым.
По возвращении в Бад-Цвишенан я все перевернул в баре и достал припрятанную бутылку бренди. Налив Фритцу, Герберту и себе, мы подняли тост: «За скорейшее выздоровление Олейника!»