Шрифт:
Она старалась отмести возможность участия в этом деле Саймона, но подозрения не оставляли ее. Она стыдилась их, но ничего не могла с собой поделать. В такие минуты она начинала убеждать себя в его невинности.
Если Саймон был вовлечен, то почему тогда он до сих пор не попытался украсть у нее книгу? У него были все возможности для этого. Обычно этот аргумент убеждал Ли, правда на короткое время, в том, что смешно подозревать своего партнера.
Ли хотела убедить Себя, что незнакомец был более подозрителен. Она его видела несколько раз, и каждый раз при странных обстоятельствах. Но если он был связан с Робертом, то почему ни разу прежде Ли его не встречала? Она стала присматриваться и прислушиваться ко всему и ко всем вокруг, включая Саймона.
Ли решила не показывать ему книгу. По двум причинам. Если он был вовлечен, то она тем самым подпишет себе смертный приговор. Если он не был замешан в деле, то посвящать Саймона — означало подвергать опасности и его. А ведь кто-то уже пошел на то, чтобы проникнуть в дом Кэбота из-за этой книги.
Саймон как-то опять спросил ее о книге, и она ответила ему, что согласилась с его точкой зрения. Роберт не был ни в чём замешан. Он просто неаккуратно записал цифры, а она привела их в порядок. Саймон пристально посмотрел на нее, затем, казалось, принял ее объяснения и вернулся к работе, больше ее об этом не спрашивая.
Стараясь держаться на расстоянии от Кэбота, Ли проводила все больше времени в приюте и сдружилась с Тимми. Он смирился с мыслью о том, что его мать умерла, и по-прежнему заикался.
Пытаясь найти разгадку дела Роберта, Ли подолгу засиживалась на работе, надеясь побольше узнать о незнакомце или о Саймоне.
Одним холодным солнечным днем в конце месяца она стояла в конторе у окна и смотрела на улицу.
Взгляд ее блуждал по докам и по разбросанным в бухте кораблям. Она исследовала послеполуденные тени, отбрасываемые бочками с углем и тюками с пенькой, в поисках чего-то подозрительного, но ничего не обнаружила.
В северо-западной части улицы, наискось от .нее, находился офис Джека и Кэбота. Она не могла видеть, что происходит внутри, но она знала, что Кэбот там. Немного раньше она видела его стоящим на углу ее конторы и как бы размышляющим, зайти ему к ней или нет. К счастью, он прошел вперед и исчез в конце улицы.
Она закрыла глаза и положила ладонь на свой напряженный живот. Уже сейчас она могла быть беременна.
Надежда и страх охватывали ее. Кэбот будет доволен, как и она, но будет ли он любить ребенка? Этот вопрос она задавала себе уже не раз. Он не любил ее, и иногда ей становилось страшно за их дитя. Но ребенок, безусловно, будет любить его, а вот Ли — нет, ей нужна была ответная любовь Кэбота.
Солнце, заходящее за горизонт, озарило вечерею-щее небо розово-фиолетовым светом. Что держит здесь Саймона? Он должен был уйти уже почти два часа назад.
Она не чувствовала усталости. Приблизилась ли она хоть сколько-нибудь к разгадке цифр в книге? Быстро сгущались сумерки. Миссисипи переливалась сине-черным цветом в последних лучах солнца.
Доки опустели, только одна маленькая фигурка виднелась у воды. Даже со спины Ли узнала в ней Тимми. Ничего подозрительного она не увидела за целый день. Теперь она забеспокоилась о мальчике.
Она схватила свой плащ и побежала вниз по лестнице.
— Привет, Тимми, — прокричала она ему. — Что ты тут делаешь?
Мальчишка лежал животом на земле и толкал плоскую деревяшку в воду, затем вынимал ее обратно.
— П-просто иг-граю, — меланхолично ответил он, даже не взглянув на нее.
Ли опустилась на колени рядом с ним:
— Сам с собой?
Мягкий бумажный флажок, вставленный в прутик, покосился на конце деревяшки.
«Он сделал лодочку», — подумала она.
— Н-никто н-не х-хочет играть, — выпалил он отрывисто, но тут же смолк, и досада отразилась на его личике. Он ударил себя кулачком в грудь.
— Подожди, не все сразу.
Тимми с шумом вдохнул воздух и, задержав дыхание, произнес:
— Н-никто н-не х-хочет играть с-со м-мной, п — потому что я r-говорю н-неп-правильно.
У Ли защемило сердце. Она поправила юбку и села рядом с ним, скрестив ноги.
— То, что ты говоришь не так, как они, не означает, что ты говоришь неправильно.
— П-правда? — Он вытер нос рукавом и поднял на нее свое грязное, заплаканное личико.
Она вытерла ему слезы.
— Ты такой умный! Может быть, твои слова не могут угнаться за мыслями?
— А п-почему д-ругие дети говорят п-по-д-другому?
— Нам всем есть над чем поработать. Может быть, они не умеют строить лодки, как ты?
Его взгляд проследил за запачканным кусочком дерева, плавающим в воде, затем вернулся к ней.
— Даже ты? — ;