Надо было как-то решать вопрос с Никитой. Расплатившись с няней, Маша поняла, что денег на жизнь у нее почти не остается. Такое с ней случилось впервые в жизни. Радость от того, что на зарплату Веронике денег хватило, оказалась мимолетной. Высокомерная гордость, с которой она вручила няньке конверт, быстро улетучилась, оставив лихорадочное недоумение: что дальше?

Конечно, можно было опять поругать себя за то, что не уладила материальный вопрос с мужем. Вместо того чтобы гонять по крови адреналин и упиваться филигранной формулировкой оскорблений в его адрес, надо было поговорить о сумме алиментов. Так нет же! Надо ей было спустить пары!

Октябрьский вечер, занавесив окно сырой темнотой, лупил по стеклу дождем. Холодный осенний ветер яростно трепал голые деревья. В квартиру заползала ледяная тоска.

После долгих раздумий Маша позвонила маме. Одной разобраться со всеми свалившимися бедами не получалось. Тощенькая стопка наличности в мелких купюрах вызывала приступ паники. Особенно чудовищно она смотрелась на фоне розовой квитанции на оплату квартиры. Эту квитанцию Маша выудила из почтового ящика и, наверное, впервые в жизни поинтересовалась суммой. Раньше коммунальными платежами занимался муж, а теперь никакого мужа не было. И коммунальные платежи, вероятно, он оплачивал ныне где-то в другом месте.

Сумма поражала, совершенно не вписываясь в жалкие крохи, оставшиеся от зарплаты и распланированные на ближайшую неделю. В голове всплыли невнятные воспоминания про оплату телефона, света и, кажется, чего-то еще.

Когда Маша дозвонилась до маменьки, Диана Аркадьевна пребывала в отличном расположении духа. Она что-то напевала, заряжая телефонную линию неуместным оптимизмом.

– Мама, я развожусь.

– Уже?

– Что значит «уже»? – опешила Маша. Хотелось квохтания, соболезнований и хотя бы какой-то поддержки. Тем более что мама сама недавно пережила нечто подобное.

– Так быстро, я имела в виду. Вот видишь, я тебе говорила. Рано или поздно ты влезешь в мою шкуру. Ну, и как?

– Тебя что, это радует? – Маша еле сдерживалась. С одной стороны мама, зацикленная только на себе, с другой – подруги, одна из которых покрывала другую, а эта другая, похоже, вообще увела у нее мужа. Маша поняла, что абсолютно дозрела до того, чтобы хотя бы мысленно признать сей прискорбный факт.

– Нет. Просто я тебя предупреждала. И Алексей твой мне никогда не нравился. Не нашего он круга. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я чувствовала, когда твой отец вышвырнул меня на улицу, – нравоучительно провещала маменька.

– Вообще-то, он тебя не вышвыривал, а оставил квартиру.

– А что, тебе квартиру не оставили? – ехидно намекнула мама. – И как? Греет тебя наличие квартиры?

– Мама, мне поддержка нужна. – Маша чувствовала, что еще немного, и она расплачется, глупо, жалобно, по-детски.

– Я тебя поддерживаю, – согласилась Диана Аркадьевна. – Я считаю, что он был тебя недостоин. И я в данном случае на твоей стороне. Кстати, хочу напомнить, что ты на моей стороне не была, когда такая же трагедия произошла у меня. Ты хотела и нашим, и вашим. А я вот поддерживаю тебя, а не Алексея.

– Но это же совершенно другой случай! Мама, вы же оба мои родители, как я могу занять чью-то сторону? А тут – мой муж тебе в любом случае чужой человек!

– Что-то ты меня не больно-то спрашивала, когда этого чужого человека вводила в семью, – напомнила мама. – И вообще, что ты хочешь от меня услышать? Я тебе сочувствую, мне тебя жаль. Но я же не могу вернуть тебе мужа!

– Я и не просила.

– Тогда чего ты ждешь от меня?

Наверное, глупо было чего-то ждать от мамы. Не денег же у нее просить. Да если и попросить, то скорее всего – не даст. Хотя почему бы не попробовать?

Просить, даже в долг, было невероятно унизительно. Тем более что Маша даже знала, с какой формулировкой мама откажет: она отправляется в крайне опасное путешествие в чужую страну к незнакомому мужику, который запросто может оказаться какой-нибудь Синей Бородой. Как ей там без денег-то?

– У меня денег нет, – мрачно буркнула Маша. Озвучено это было, скорее всего, в качестве эксперимента. Как только слова прозвучали, она тут же остро пожалела об этом. Унизительная просьба стала последним ударом по шляпке гвоздя, окончательно вбитого в гнилую трухлявую доску под названием «жизнь». Права была Ритка: чем светлее и легче в начале, тем чернее и тоскливей потом.

– На что у тебя нет денег? – не поняла мама.

– Ни на что. Они просто закончились. Все, забудь.

– Как это? Алексей же обязан давать тебе деньги. Даже такой подлец, как твой папашка, оставил мне хоть какую-то сумму.

– А вот Алексей не оставил. Он собирается давать, но, видимо, потом, а есть хочется прямо сейчас.

– Ужас-ужас, – ахнула мама. – Как же ты, бедненькая? Да я еще уезжаю. Кстати, ты в курсе, что я улетаю уже послезавтра, в семь утра? Ну, разумеется, ты даже в голове не держишь! А может так получиться, что мы больше не увидимся! Вдруг меня все же заманивают в Германию с какой-то целью? Хотя, может случиться так, что мне там так понравится, что я не захочу возвращаться. Но ты всегда была эгоисткой, тебе до этого и дела нет. Лишь бы избавиться от матери.