Шрифт:
— Мне, полковник, вас некуда командировать. Потом смягчился, добавил:
— В приемной дожидается моего письма к Барклаю-де-Толли гусар Елисаветинского полка Егор Пантелеймонович Коротаев. Он наш земляк. Вы, поди, его знаете?
Гусаром оказался высоченный здоровяк лет двадцати восьми, с лицом, заросшим волосом, чрезвычайно веселый и самоуверенный, говоривший исключительно громко:
— Какая встреча! Сам Василий Кондратьевич! Вы узнаете меня? У нас большое поместье за Днепром, в Гаченском предместье.
— Как же, как же, — радушно улыбнулся Облесимов, — вашего покойного батюшку я хорошо знал. Мы с ним имели горячие сражения… за ломберным столом.
Вспоминая общих знакомых, они вышли на улицу. Народ беспокойно сновал, прислушиваясь к глухой артиллерийской канонаде. Большак был запружен телегами, санитарными повозками, военными в различной форме.
— Теперь нам, Егор Пантелеймонович, не проехать — дорога забита. Милости прошу ко мне, поужинаем, а там будет видно. Только боюсь, что наши Смоленск не удержат, — озабоченно добавил Облесимов.
…Дородная супруга Облесимова — Наталья Федоровна, встретила гостя радушно. Она представила ему свою дочь — очаровательную, с большими агатовыми глазами 16-летнюю Соню.
Мужчины от ужина отказались, лишь выпили по большому лафитнику марсалы и вновь поспешили на улицу. Пальба усилилась еще более. Теперь уже с разных сторон слышался свист ядер, лопанье разрывающихся гранат.
— Посмотрите, как сильно горит! — указал рукой на высокий дым гусар. Вдруг его внимание привлекла повозка с раненными. Он окликнул подпоручика с рукой на перевязи:
— Иван Прокофьевич, ты ли? Простите, полковник, это мой приятель. — И бросился догонять повозку.
В этот момент, издавая нежный и высокий звук — «фьють», у ног Облесимова шлепнулась граната. Она немного повертелась и рванула. Полковник, прошитый множеством осколков, рухнул на землю. Первым подбежал к полковнику rycap, затем высыпала дворня, кричавшая:
— Беда, барина убили! Барыню зовите… Полковник невнятно помумлявил губами:
— Спасай, сохраняй, — и его затухающий взор был направлен вроде как бы на гусара. Глубоко вздохнув, полковник навсегда замер.
БЕГСТВО
Спустилась ночь. Горожанам, к их ужасу и изумлению, окончательно стало ясно, что враг вот-вот займет Смоленск.
Гусар отыскал священника, на скорую руку отпели покойного и при свете факелов захоронили в ограде Успенского собора.
Не прошло и часа после этого скорбного события, как осиротевшие мать и дочь Облесимовы разместились в большой карете и медленно потащились по большаку Московской дороги.
Они держали путь в родовое имение покойного мужа — в Пензенскую губернию.
Гусар Коротаев простился с дамами и отправился во всей этой неразберихе отыскивать ставку Барклая-де-Толли.
СВАТОВСТВО
Минуло три года. Мать и дочь Облесимовы вернулись в Смоленск. Вместо сгоревшего дома построили новый, еще более великолепный. Наталья Федоровна прибавила в весе и стала выглядеть еще более величественной, замечательно похожая на Екатерину Великую кисти Ивана Аргунова. Соне исполнилось 19 лет. В ней появилось то непередаваемое очарование, которое условно и весьма приблизительно называется женственностью.
Смерть любимого отца, случившаяся прямо у нее на глазах, такая случайная и по этой причине особенно обидная и больная, произвела на девушку тяжелое впечатление. Она сделалась очень набожной, усердно посещала церковь и горячо молилась.
…На самый праздник Преображения Господня, когда Соня только что вернулась от заутрени, в их доме появился рослый веселый человек — гусар Коротаев. Приглашенный к столу, он самодовольно скалил из-под черных усов белые зубы, отчаянно жестикулируя, говорил:
— Довелось пороху понюхать! Когда искал Барклая, едва в руки неприятеля не угодил. Но застрелил двух французов и ускакал. На Бородино я находился на курганной батарее Раевского. Точнее, мы стояли с легкой кавалерией в небольшой рощице. Французы перли тучей. Наша линия была прорвана. И тут мы ударили из засады. И Ермолов тут как тут — во фронт действует, а Багговут, хитрец, раз — с фланга. Как начали мы врагов катать! Натешились вволю.
Соня с восхищением произнесла:
— Вы, Егор Пантелеймонович, настоящий герой!