— Фултон, подожди! — проговорила она, задыхаясь, но он уже взялся за вожжи.

Вежливые, вялые аплодисменты послышались из зала.

— Остановись! — снова сказала она. Правда, она хотела поговорить с Фултоном наедине, чтобы их никто не мог слышать, но ей не понравилась его манера и его готовность быть наедине с ней.

Фултон освободил тормоз и уехал бы, но неожиданно появился Стивен, твердо схватил упряжь и остановил лошадь.

— Мне кажется, что леди хочет остаться здесь, — спокойно проговорил он.

Фултон сжал зубы, но его взгляд упал на выпирающий револьвер — всегдашний сорок пятый — и опустил вожжи. Банкир с видимым усилием сглотнул.

— Ты достаточно потрудился, Фэрфакс. Оставь нас в покое.

Стивен протянул Эмме руку, и она приняла ее, одновременно с облегчением и страхом.

— Мисс Чалмерс должна мне танец, — сказал он, а потом совершенно спокойно повернулся спиной к Фултону и провел ее в зал.

Стивен притянул ее к себе, чтобы закружить в вальсе, и она уткнулась в его твердую мускулистую грудь, не испытывая иллюзий относительно нечаянности объятия. Скорее это было преднамеренным напоминанием того, что произошло между ними днем.

Она подняла на него глаза, не смея отвернуться.

— Вы куда-то собирались, мисс Эмма?-спросил он.

Она вздохнула и попыталась отстраниться, но его руки не шелохнулись, словно были высечены из тамариска.

— Я собиралась сказать Фултону правду о том, что случилось сегодня, — наконец выдавила она. — Как только я сказала бы это, он был бы счастлив отвезти меня домой.

Он скептически выгнул бровь, но промолчал.

Эмма быстро теряла терпение.

— Отпусти меня, Стивен.

— Мистер Фэрфакс, — поправил он к ее величайшему удивлению.

— Что?

— Я уже говорил раньше, — сказал он, притягивая ее к себе, когда она попыталась вырваться. — Я хочу, чтобы в обществе ко мне обращались как к мистеру Фэрфаксу. Ты можешь называть меня Стивеном наедине.

Эмме пришлось призвать все свое терпение, чтобы не наступить ему на ногу.

— Это несносно и старомодно! — прошипела она. Стивен пожал плечами.

— Тогда я старомоден. О несносности мы поговорим попозже.

Эмма покачала головой.

— Ты действительно этого хочешь, да?

— Да, — кивнул он.

— Ну, а я не собираюсь делать этого!

Он укоризненно поцокал языком.

— Эмма, ты же понимаешь, что мне не следует противоречить. Это ни к чему не приведет.

Эмма тяжело, прерывисто дышала — не потому, что танец был быстрый.

— Мне есть о чем подумать без ваших дурацких приказов, мистер Фэрфакс.

Стивен взглянул на Фултона, стоявшего в дверях с такими злыми глазами, что, казалось, они светились в полумраке.

— К тому же, — сказал он, кротко вздохнув, — я бы был тебе очень благодарен, если бы ты не уезжала в середине ночи с такими мужчинами, как Фултон Уитни. О том, что ты станешь его женой, нечего и думать.

— Я не припоминаю, что получила лучшее предложение от вас, — подчеркнула сердито Эмма.

Он усмехнулся.

— И ты не припомнишь, дорогая. Но ты получишь все, что надо.

Эмма дала бы ему пощечину здесь и сейчас, если бы это не стало поводом для сцены, о которой потом судачили бы годами.

— Может быть, я все еще хочу выйти замуж за Фултона. Ты никогда об этом не думал? Может быть, он поймет и… и простит меня за то, что я делала с тобой.

Стивен откровенно рассмеялся над этим.

— Простит тебя? Не один мужчина не простит такого, мисс Эмма, если только он не круглый дурак. Смотри, твои шансы стать витнивилльской Уитни очень туманны.

К счастью, музыка кончилась в этот момент, и Эмма вывернулась из рук Стивена и подошла к Фултону, который молча стоял рядом с незамужней сестрой пастора.

— Фултон, — убедительно проговорила она, беря его руку, — я должна поговорить с тобой. Сейчас же.

Сначала Фултон пришел в ярость, потом удивился и, наконец, почувствовал себя польщенным.

— Прекрасно, моя дорогая.

На этот раз он не стал выводить ее на улицу, поэтому они выскользнули в полутемный коридор, ведший на кухню гостиницы.

В коридоре было окно, и Эмма видела, как луна поднялась и двигалась между крышами Первого территориального банка и «Звездной пыли», словно собиралась покатиться по улице, большая и сверкающая. Кратеры и горы на ней выделялись, как вены на голове младенца.