– В том, что ты вернешься на берег.

– A как же, почему не вернусь? – в полной растерянности залепетал он. – Почему не вернусь?..

– Да так, разные вещи случаются. Река широкая, вода глубокая, тяжел камень, на дно тянет. Много ненайденных людишек стоят сейчас на дне «великой реки» с грузиком, привязанным к ногам. Курить хочешь?

Сумерки сгустились. Макс зажег бортовые огни, один из них острой точкой заплясал в испуганных глазах сутенера.

– Что, что вы хотите сказать?

– Только то, что уже сказал. Курить хочешь, может быть, выпить?

– Нет, вы сошли с ума, у меня жена, дочка…

– Я тебе не собираюсь читать мораль, гнида, но там, в каюте, сидит Санька. Она тоже чья-то дочь. Девчонка, которую убил твой любимый Жора, тоже была чьей-то дочерью. Ну, хватит аналогий. Или ты сейчас же говоришь мне, где Жорина берлога, или я отправляю тебя за борт.

– Нет, я ничего не знаю, поверьте мне. Не знаю.

– Чего он не знает? – поинтересовался подошедший Макс.

– Я не знаю, где находится Жора, где находится его цех.

– О, так, значит, целый цех, – удивился Ухов. – Ну тогда сейчас узнаешь. Вы позволите мне, Константин Иванович? У меня многие душманы, не знающие русского языка, вдруг начинали вполне сносно лопотать. А вы пока пройдите в рубку, там наш капитан очухался. Я пристегнул его к рулю, но мало ли…

Наш бравый шкипер совершенно потерял лоск. Прикованный к рулю, он мокрой курицей телепался по сиденью, кое-как держа катер по курсу.

– Как дела, флибустьер? – Я бодро похлопал его по плечу. – Так держать.

– Вы у меня еще пожалеете, – со слабой угрозой прогундосил он. – Я Жоре все расскажу.

– Такой момент я тебе предоставлю, а пока гони бабки, которые ты получил от меня на берегу.

От негодования он готов был задохнуться:

– Это… это… мои деньги!

– Были мои, стали твоими, а теперь вновь обрели старого хозяина. – Философствуя, я вытащил у него из кармана полный бумажник и удобно расположил его у себя на груди. – Это грабеж. Это…

Договорить он не успел. С кормы раздался пронзительный, почти смертный вопль. Он так же резко оборвался, как и возник. Мой капитан замолчал и претензий больше не предъявлял. Тяжело, враскорячку в рубку вошел сутенер. Молча, белея болью, он уселся в правое кресло.

– Ну вот, Константин Иванович, лоцман вспомнил маршрут. Можно перекурить?

– Как там девчонка?

– Наблюдала через щелку и, кажется, осталась вполне довольна увиденным, а вообще она в стельку пьяна.

– Как долго нам добираться до места?

– С полчаса вверх по реке. Вы правильно выбрали направление старта. Но это не остров, а противоположный берег. Даже не берег… В общем, сами увидите.

– Он лапши не накидал?

– Вряд ли, при такой боли невозможно вранье.

– Верю. Орал он, как стадо буйволов.

– Не может быть. Я сразу перекрыл ему кислород.

– Это здесь! – глухо сообщил Саиджон, тыча пальцем куда-то влево.

По левому от нас берегу высилась крутая стена известковых обнажений. На высоте примерно двадцати метров от воды на монолите явственно чернело овальное пятно. У самого берега поднимался частокол кустарника, торчали редкие деревья.

Видимо, там прятался катер или катера Жоры.

– Идем еще пару километров вверх, – решил Ухов. – Потом вырубаем движок и потихоньку подплываем к ним.

– Нет, – категорически возразил я. – Пристанем в километре выше и пойдем пешком через верх, луна ясная, не сорвемся.

– Ты, гнида, сверху тропинка есть?

– Я не знаю. Мы пользовались только нижней.

– И давно у него эта нора?

– Не знаю. Я впервые побывал там год назад.

– Второй выход есть?

– Не знаю.

– Конечно есть, Макс. Дышать-то ему хочется. Какая глубина пещеры?

– Метров пятьдесят основной зал, метров десять – комнаты.

– Ладно, пристаем, пора, – приказал я, ощутив нервную возбуждающую дрожь. Она всегда возникает у меня в самой неподходящей ситуации.

Ломаясь, затрещали кусты, и катер уткнулся в заросли. До суши оставалась пара метров, там же росла березка.

– Шкипер, давай сюда все свои взрывпакеты и вообще все, что взрывается, – категорически заявил Ухов, тряхнув рулевого за шиворот.