— Глотов был наказан куда более справедливо, но не выдержал удара, — сказал Орлов. — Когда я первый раз отправил его на кухню, он стал спорить со мной и пригрозил, что обжалует моё распоряжение. А чего обжаловать, если явный беспорядок в казарме во время его дежурства? Я добавил ему ещё один наряд вне очереди. Он стал извиняться, но было поздно. Я понял, что Глотов слабоват. Имею в виду — против тебя. И на службе, и на гражданке — всю жизнь ему ходить рядовым. Нельзя таким доверять судьбы людей.

— А ведь он парень неплохой, — сказал Осинцев.

— На своём месте, в рядовых, — ответил Орлов. — Конечно, он молодец, что честно признался тогда во всех своих грехах. Сейчас стал понемногу выправляться. Если бы я подошёл к нему так же строго, как к тебе, он побывал бы на кухне не менее десяти раз. А тебя я наказал всего дважды, и то по пустякам… с целью эксперимента. Ты уж прости меня, сержант, — извинялся Орлов. — Может это выглядит не этично, не порядочно.

— Ничего, — улыбнулся Олег, — я не в обиде. А Глотов парень неплохой. После того случая мы как-то невольно подружились с ним.

— Я все хочу спросить тебя, — сказал командир. — Чем ты был расстроен тогда… Помнишь, в классной комнате?

Олег сразу изменился в лице, насупился. Подумав, наконец, ответил, что потерял самого близкого и родного человека. Рассказал, кем для него была бабушка. Орлов, слушая, сокрушённо качал головой. Потом пристально и удивлённо посмотрел на Осинцева и ещё раз извинился, сказав, что не позволил бы себе проводить эксперименты над ним, если бы знал, что у него такое горе. Не знал Орлов, что у Олега на душе и другой камень, потяжелее смерти бабушки. Марина не выходила у него из ума, как не старался забыть её.

Вадим и Марина встречались почти каждый день. Он стал приглашать её к себе домой, чтобы познакомить с родителями. Она уже знала, что Вадим единственный сын в семье, что отец управляющий трестом, мать когда-то закончила музыкальное училище по классу фортепьяно и даёт уроки в школе музыкальных воспитанников. Появляться перед ними ни с того ни с сего она не пожелала. Вадим сказал, что любит её, что представит как невесту, как будущую жену. Она сказала, что если серьёзно говорить на эту тему, то у неё есть загвоздка.

— Какая? — спросил Вадим. — Есть живой муж? Дети?

— Нет у меня ни детей, ни мужа. Но…

— Но что?

— Я совсем не та, за кого ты меня принимаешь.

— Как это понять?

— Так и понимай.

Вадим сообразил, наконец, о чём речь.

— Ты любила его?

— Терпеть не могла. И тем не менее это случилось. На одной вечеринке.

— Он преследует тебя? Может нам помешать?

— Он живёт в Москве и здесь никогда не появится.

— И прекрасно! И забудь о нём!

— А ты?

— А что я? Не современный человек, что ли? Идём, покажу тебя своим предкам.

— Только не сегодня, — сказала Марина. — Дай мне разобраться в себе. Навести порядок в душе. Потом когда-нибудь.

— Не когда-нибудь, а в ближайшие дни.

В общежитии Вадим бывал ежедневно, и девушки, которые прежде беспощадно критиковали каждого её поклонника, приумолкли. Одни нашёптывали: «Марина, счастье в твоих руках. Держи крепко». Другие завидовали.

Марина думала. Вадим не оставлял её в покое. Нужно было решать. И она решила сделать пока первый шаг — познакомиться с его родителями.

Однажды вечером, придя домой со свидания, Вадим объявил матери, что у него есть девушка, на которой он женится.

Екатерина Львовна работала на кухне. Услышав это известие, она бросила крошить капусту и повернулась к сыну. Солидная блондинка с красивыми кудрями стояла огорошенная, моргала глазами и молчала.

— Ты что, недовольна? — спросил Вадим. Она попыталась рассмеяться.

— Что за шутки?

— Я серьёзно говорю. Завтра готовься встречать невесту.

— Малюля, ты шутишь.

— Ну, мама! Ну кто этим шутит? И потом, я уже десять лет тебя прошу: не называй меня как ребёнка. У меня у самого скоро будет малюля.

Екатерине Львовне вдруг трудно стало говорить. Она еле промолвила:

— Господи… Кто? Инна, да?

— Нет, не Инна, — ответил Вадим. — Другая. Где папа? Он дома? Иди к нему и объясни обстановку.

Екатерина Львовна, наконец, Начала понимать, что сын задумал серьёзно. Она смотрела на него, как смотрит подсудимый на судью, когда тот неожиданно зачитывает суровый приговор. Она верила и не верила тому, что слышала собственными ушами; думала, прежде, что он у неё самый умный и самый лучший на свете, что никогда не поступит так, как поступают многие современные молодые люди, опрометчиво, без родителей решая жизненно важный вопрос. Ему ли спешить? Живи и наслаждайся молодостью. У него есть всё, о чём может мечтать человек его возраста. И это всё будет принадлежать неизвестно кому. Кто она? Какая? Откуда? В один миг эти вопросы возникли у Екатерины Львовны, и, поскольку ни на один из них не было ответа, они громоздились один на дугой, и в голове у неё был туман. Екатерина Львовна тут же до боли в сердце приревновала Вадима. Он, её единственный сын, самый любимый человек, теперь принадлежит не ей. Он даже ни разу не показал эту девушку ей, и сразу — невеста.