Шрифт:
Нина не слышала и не видела ничего. Она рыдала.
– С-с-сво-ло-чи!
– Успокойся! Хуже будет!
Нина не слышала.
– Ладно, – Гринчук подтащил Нину к умывальнику, – либо ты прекратишь, либо я тебя искупаю. И все шмотки твои новые испортятся. Не жалко? Сто баксов.
– Де-девяносто, – пролепетала сквозь слезы Нина.
– Девяносто, – согласился Гринчук. – Смотри, какие классные вещи себе купила, радоваться нужно, а не реветь. Еще и деньги заработала…
– Деньги… – Нина взглянула на валяющиеся на полу клочки стодолларовых купюр и снова заплакала. – Деньги…
Гринчук решительно открыл кран с холодной водой:
– Считаю до трех. Раз.
Нина всхлипнула.
– Два.
Нина попыталась сдержаться, но не смогла и снова всхлипнула.
– Два с половиной.
Плечи Нины снова вздрогнули.
– Два с четвертиной. Два с волосиной. Два с паутиной…
Нина вдруг хихикнула сквозь слезы.
– Что за смех в трагический момент? – страшным голосом поинтересовался Гринчук.
Нина хихикнула громче. Звонко, совсем по-детски.
– Нехорошо смеяться над взрослыми людьми пенсионного возраста, – назидательно сказал Гринчук, усаживая Нину на свой табурет.
– Смешно, – сквозь высыхающие слезы улыбнулась Нина.
– Детский сад, ясельная группа, – Гринчук наклонился, поднял с пола останки валюты, покрутил в руках и выбросил в мусорное ведро.
– Склеить же можно! – запротестовала было Нина, но спохватилась и добавила уже тише, – попробовать.
– Смысла нет, – сказал Гринчук, – туда им и дорога.
– А не жалко?
– А чего жалеть? Если нужно, мне еще на цветном принтере напечатают. Позавчера прихватили двух интеллектов, решили устроить конкуренцию американскому государственному казначейству. Или как там его. Вот у меня случайно несколько штук и завалялось. Что я, двинутый мозгами, чтобы перед истерической женщиной настоящие деньги класть. Вот они, твои баксы, – Гринчук вынул деньги из другого кармана. – Живые и здоровые. И не нужно на меня так смотреть. Все честно, без обмана. И, кстати, шампанское скоро нагреется и потеряет газ. Налить?
– Налить…
– Вот и славно. Ты шоколадку куда дела? Тоже в холодильник?
– Тоже.
Гринчук разлил шампанское в извлеченные из шкафа бокалы, разломил на несколько кусочков плитку шоколада:
– Угощайся. Не жареная картошка, но все-таки…
Нина взяла в руку бокал.
– Минутку, – остановил ее Гринчук.
– Что?
– Денежки свои спрячь в сумочку. Не ровен час, снова начнешь рвать. Отлично. А теперь – будем здоровы.
Выпили.
– Еще? – спросил Гринчук.
Нина кивнула.
– За что на этот раз?
– Не знаю…
– Ну, не на брудершафт же, в самом деле. Мы и так уже друг друга на «ты» называли. Давай так, каждый за свое.
– Давай.
Они снова выпили и помолчали.
– Продолжаем разговор, – сказал, наконец, Гринчук, – мы остановились на том, что так или иначе, а тебе, Ниночка, придется со мной дружить. И не в том смысле, в каком на это рассчитывал Гиря.
– Я…
– Понимаешь, Нина, от тебя уже ничего не зависит. И не моя в этом вина. Для тебя все стало совершенно безысходным в тот момент, когда ты согласилась на предложение Гири быть со мной поласковее.
– Он…
– Он тебя заставил. У тебя не было выбора. Ты его боялась. Ты можешь потерять работу. Я все это понимаю. Только ведь и у меня нет выбора. Если тебя используют против меня, значит, я должен перехватить это оружие. А хочешь ты или не хочешь – это уже к моменту нашего похода в клуб было не важно, – Гринчук снова налил шампанского в бокалы, – от тебя уже действительно ничего не зависело. Люди слишком предсказуемы и управляемы.
– Это как?
– А вот так, – Гринчук грустно улыбнулся, – посмотрев на человека или чуть-чуть с ним пообщавшись, можно практически безошибочно понять, о чем он думает, чего хочет и как себя поведет через минуту. А приложив чуть-чуть сил, можно заставить кого угодно сделать что угодно.
– Неправда.
– К сожалению – правда.
– Неправда!
– А ты не повышай на меня голос. Хочешь пример?
– Хочу! – с вызовом ответила Нина.
– Ладно, – хитро улыбнулся Гринчук, – только вначале выпьем. Третий тост – за тебя, Нина. И, между прочим, Семен не соврал – очень похоже на настоящее советское шампанское.
– Доказывай! – потребовала Нина, шампанское уже начало действовать, щеки раскраснелись и слезы высохли окончательно.
– Вот, например, у тебя сегодня надеты не колготы, а чулки. И еще к ним специальный и очень эротичный пояс. Да?