– Еще как! Настолько тщательно, что я не понимаю, как он до сих пор не понял, что его ждет в финале.

– Вы думаете, не понял?

– Не знаю.

– Все он прекрасно понял. Абсолютно все. Причем, я думаю, еще летом.

– Вот это меня и настораживает. Он продолжает действовать, как ни в чем не бывало, точно и эффективно.

– А он иначе не может. Вы перечитайте его личное дело, заключение психолога и рапорта его предыдущего наблюдателя.

– Перечитываю регулярно, понимаю, что все это так, но, тем не менее, до сих пор не могу этого принять. Слишком это не по-человечески.

– А он и не человек. Люди на такой работе вырабатывают свой ресурс слишком быстро. Он Палач.

– Палач. Я с вами полностью согласен, но все время ловлю себя на том, что ожидаю чего-то такого…

– А вот для этого у нас и есть наблюдатель. Это его функция – обнаруживать неожиданности в зародыше. Гаврилин уже дела принял, так что…

– Полностью он их примет только завтра. Пока он переваривает свалившиеся ему на голову счастье и богатство.

– Я ему почти завидую. Столько нового, неожиданного, интересного.

– Вот уж кому не позавидуешь.

– Да. Согласен. Но он же у вас везунчик.

– В такой ситуации нужно что-то большее, чем везение.

– Во всяком случае, у него есть шанс. И достаточно большой. Я тоже не хочу отправлять его на верную смерть. Он мне чем-то симпатичен.

– Артем Олегович…

– Артему Олеговичу Гаврилин не понравился. Это сквозит и в отчете, и в записи разговора.

– А ведь именно от Артема Олеговича будет во многом зависеть судьба…

– А в поддавки с Гаврилиным никто играть не собирается. Как с ним не играли в поддавки на Юге в июле, как с ним не будут играть в поддавки и в дальнейшем. На следующем этапе.

– Для него следующего этапа просто может не быть.

– А нам не нужны неудачники. Пусть барахтается, пусть работает, пусть дерется. Если хочет выжить.

– Артем Олегович сделает все возможное…

– Артем Олегович сделает все возможное, чтобы осуществить операцию. Если для этого понадобится уничтожить наблюдателя…

– Мы с вами оба знаем, что для этого понадобится уничтожить наблюдателя. И не только его.

– Это проблема наблюдателя. Ему никто не позволит помешать акции, но если он сумеет соединить несоединимое – я никоим образом не стану ему в этом препятствовать.

– Артем Олегович об этом знает?

– Зачем? Игра должна идти по правилам.

– Это уже не игра, а гладиаторский бой. И шансы не равны.

– Но они есть у обоих. Вы не можете со мной не согласиться. И я понял, почему вы так симпатизируете Гаврилину.

– Я ему не симпатизирую.

– Извините, я не так выразился. Мы с вами слишком давно этим занимаемся, чтобы симпатизировать кому-либо. Вам интересен этот Гаврилин потому, что он очень на вас похож. Эмоции, интуиция, попытки почувствовать, а не просчитать.

– Это основные требования к наблюдателю, за них он и был отобран из общего списка.

– Вами отобран, заметьте.

– Мной.

– А мы ведь с вами стареем. Начинаем вести беспредметные разговоры. Пора нам подыскивать замену.

– Пора. Только молодежь у нас не доживает до старости или хотя бы до зрелости.

– Не утрируйте.

– Извините, меня замучили предчувствия. Наверное, действительно старею. Становлюсь мнительным.

– Извиняю. Заодно извиняю и за то, что вы сейчас не слишком искренни.

– Таковы правила игры. Мы слишком часто устраиваем экзамены – постоянно поднимаем планку. Сегодня полигон у нас проходят Гаврилин и Артем Олегович. А завтра? Чем моя кандидатура хуже других.

– Вы с годами становитесь не мнительнее, а циничнее. А значит, мудрее. И вас будет просто невозможно незаметно запустить на полигон, как вы выразились, незаметно.

– Именно это я имел в виду.

– Значит, мы с вами друг друга великолепно поняли.

– Более чем.

– Тогда – до завтра!

– Спокойной ночи.

Зимы не было. Что бы там ни говорили календари – после тридцатого ноября декабрь не пришел. Смерть настигла его среди луж и слякоти где-то далеко на подходах к городу.