— Маша! Андрюша! — Анкин клич пронесся над благоухающей дачной территорией и потерялся в зарослях бузины.

Из гамака между кленами высунулась интеллигентная физиономия Анкиного мужа Мити и, помедлив, исчезла под шелестящей простыней газеты.

— По-моему, ты злишься не на него, а на Бориса. А вернее — на себя, за то, что могла любить подонка. И не видела этого.

— Ну конечно! — возмутилась Маша. — Это я уж как раз проглотила. Пережила. Я об Антонове и не вспоминаю. Скажи уж лучше, что я надоела тебе со своими проблемами.

Маша стояла к Анке спиной, лицом к саду и потому первая заметила близнецов, появившихся со стороны соседней дачи.

Они несли кого-то в синей Андрюшиной бейсболке. Маша сразу поняла, что там кто-то живой. То ли еж, то ли птенец.

— Твои дети кого-то поймали.

— Митя! — прокричала Анка. — Займись детьми! — И увлекла Машу за собой в глубь дома, затем через кухню и переднее крыльцо на улицу. — Лежит целый день в гамаке со своими газетами. Отдыхать, видите ли, приехал! — Анка шагала от дома с такой скоростью, будто за ней могли снарядить погоню.

Пройдя пару домов, подруги остановились. Здесь располагалась волейбольная площадка. Скамейки для болельщиков утопали в зелени акаций. Сели. Скинули босоножки. Ступни приятно щекотала трава.

— У тебя что же, даже нет их адреса?

— Откуда… Я Инночке звонила, она говорит: приехал и уехал в один день. Забрал девочку, собаку, ничего толком не объяснил… Я ничего не понимаю, Ань! Все было так хорошо!

— Только не впадай в депрессию. Не уверена, что твой новый избранник стоит того. Поскольку старый…

— Ань… может, у него другая?

— Может!

— Ты меня убиваешь!

— Ты сама себя убиваешь! То, что он исчез, еще ни о чем не говорит. Он, возможно, дает тебе время, чтобы ты подумала, остыла. Сколько времени прошло?

— Две недели.

— Хороший срок. Почему бы тебе не позвонить в агентство? Возможно, у них есть какая-нибудь работа для тебя.

— Работа?

— Ну да. Не думаешь ведь ты теперь всю оставшуюся жизнь оплакивать неудавшийся роман?

— Анка, ты — чудовище. По-моему, семейная жизнь тебя окончательно зачерствила.

— Съездишь, развеешься. А когда вернешься — поймешь, надо ли тебе это.

— И что потом?

— Да Господи! Будешь искать его через Министерство гражданского флота, через передачу «Ищу тебя». Ну, я не знаю! Не иголка же! Только сейчас этого делать не надо. Дай немного времени ему и себе.

— Анка, ты это мне как психолог советуешь?

— Да ну тебя! — Анка обняла подругу. — Это я тебе как я советую. Пошли обедать, а то мама ругаться будет.

Когда вернулись, близнецы уже спали.

По веранде бродил серо-белый котенок на тонких нетвердых ножках — находка близнецов. Анкина мать резала окрошку.

— Я позвоню. — Маша прошла в прохладу комнаты, села в кресло и набрала номер агентства. Ее звонок оказался кстати. — Анка! — через пару минут позвала она. — Что мне выбрать: Америку или Италию?

— Италию! — дружно крикнули с веранды Анка, Митя и Анкина мать. Вопрос был решен.

Денису казалось, что он выучил этот город наизусть. Хотя был здесь всего три раза. Он тщетно пытался заблудиться, почувствовать легкий испуг новичка, чтобы вывести наконец себя из этого тошнотворного состояния, в котором находился последнее время.

Он сам оставил ее.

Теперь она за тысячи километров.

Их разделяли моря.

И все-таки который день подряд Дениса изматывало пресловутое предчувствие.

Проявлялось оно по-разному: то вдруг подкатит к голове жаркой волной, то скрутит внутренности мгновенной изжогой волнения. Он точно знал имя этому волнению. Оно стучало в мозгу слишком по-русски среди этой аллеи пальм на проспекте Корсо-Императриче.

Пальмы подарила городу русская императрица Мария Александровна. Со вкусом была баба. Угадала, что итальянскому городу подойдут египетские пальмы. Ее мужу, Александру II, пришлось раскошелиться.

Ма-ри-я.

Денис спустился в Портсоле — солнечный порт, пестрый от яхт. Постоял. Побрел без цели наугад в глубь города, петляя узкими улочками без тротуаров, оставляя без внимания многочисленные лавочки с сонными от жары хозяевами.

Это какое-то наваждение. Чем дальше он уезжал от нее, тем ощутимее становилось ее присутствие. Иногда начинало казаться, что он улавливает аромат ее волос. Он останавливался посреди узкой улицы и встряхивал головой.

Крошечные балконы-мостки, подпирающие дома, благоухали цветами. Наверху нестерпимо синели ровные полосы неба.