Что касается живота с кокетливой ямкой пупка посередине, то ему была предоставлена полная свобода — его ничто не прикрывало. Чуть пониже пристроилась малиновая полоска, знаменующая собой юбку. Длинные загорелые ноги гнездились в массивных ботинках на высокой подошве.

— Я по объявлению, — объяснила вошедшая, оценив произведенный эффект. — Я — Таня.

Незамысловатое русское имя никак не клеилось к разноцветному облику хозяйки и было само по себе. Отдельно.

Римма Анатольевна с изумлением воззрилась на сына. Он усмехнулся:

— Ты неправильно поняла, мама. Ты меня переоценила.

— Принеси еще один прибор, золотце.

Алька осторожно обошла яркую, благоухающую чем-то терпким гостью и загремела в кухне тарелками.

Таня проплыла через комнату и села за стол между Денисом и Алькой.

— А сколько вам лет, Танечка? — поинтересовался Денис, протягивая гостье порцию овощного рагу.

— Разве это имеет какое-то значение?

— В принципе нет. Но я думал, что работа няни…

— Работа как работа, — возразила девушка, придвинув салат. — Непыльная. И потом, не грудной же у вас ребенок. Уж, наверное, в школу ходит. Справимся.

Здесь она повернула голову и удостоила Альку своим вниманием. Та давно перестала есть — разглядывала новую гостью.

— Вы где-нибудь учитесь? — спросил Денис. Девушка сосредоточенно прожевала баклажан и отрицательно покачала головой:

— Думала на фотомодель пойти. Двух сантиметров не хватило. А у вас ничего квартирка. Просторная. А это видеодвойка? А музыкальный центр работает?

Таня щебетала, поглощая ужин. Мать и сын вели никому не понятный молчаливый диалог.

— Таня, а вы… умеете готовить? — мягко поинтересовался Денис и получил в ответ взгляд, полный разочарования. В нем легко читалось: «Ну и зануда же ты, парень!»

Вслух она перечислила нараспев:

— Могу манную кашу, омлет, вермишель, яичницу. Ну, это не проблема. У меня есть книга с рецептами. Справимся.

Римма Анатольевна многозначительно молчала. Наконец девушка покончила с рагу и промокнула губы салфеткой.

— А где у вас ванная? Мне нужно поправить макияж. Денис было поднялся, но Римма Анатольевна громко произнесла:

— Алечка, проводи гостью.

Алька слезла со стула и ушла вместе с Таней. Денис открыл балконную дверь. В комнату ворвалась свежесть летнего вечера.

— Правильно ли я поняла? Ты хочешь нанять няню для дочери?

— Я ухожу в рейс.

— Это я знаю. Но ты даешь объявление. Ты приглашаешь к дочери чужого человека! Ты оставишь ее с этой моделью?

— Это четвертая няня, которая приходит по моему объявлению. Это совсем не значит, что я выберу именно ее.

— Да? А мне показалось, она тебе понравилась. Жаль, что ей не хватает двух сантиметров.

— Мама… с каких пор тебя стала интересовать моя жизнь?

Римма Анатольевна достала из сумочки свои сигареты. Денис поднес ей зажигалку.

— Ты жесток, сынок.

— Ты меня таким воспитала.

— Возможно, ты прав. Но… У меня нет ни одного шанса? Ты не дашь мне ни единого шанса, чтобы…

— Ты хочешь, чтобы я оставил Альку с тобой? Римма Анатольевна выпустила дым и кивнула.

— Она лунатик. Бродит по ночам.

— А я страдаю бессонницей. Мы будем бродить с ней вдвоем. Не отнимай у меня эту возможность, сынок.

В комнату вплыла Таня со свежим слоем помады на губах. За ней вошла Алька и остановилась возле Риммы Анатольевны. Денис покашлял в кулак.

— Мне очень жаль, Танечка, что вам пришлось беспокоиться, но мы все переиграли. Девочка останется с бабушкой.

Алька уставила на отца свои серые блюдца, а когда перевела их на бабушку, в них уже плескались звезды радости.

— Он бросил меня! Ты понимаешь, бросил! На зеркале моей помадой намалевал: «Хочу, чтобы ты была счастлива. Прощай!» После всего, что было между нами! Это как я, интересно, теперь должна быть счастлива, а?!

Маша стояла у перил открытой террасы на даче Анкиных родителей и уже полчаса наблюдала, как Анка готовит близнецам кроваво-красное месиво. Клубнику со сливками.

Сливки пока еще стояли на столе, а в эмалированной миске громоздились изуродованные вилкой куски спелых ягод. Маша поморщилась.

Неужели близнецы будут это есть?

Анка засыпала свое месиво сахаром и вылила в миску густые снежно-белые сливки.

— Ты торопишься с выводами, — невозмутимо произнесла она, вытирая со стола. — Постарайся понять его мотивы.

— Ты что, Анка, какие мотивы? Я люблю его! Я им болею. Мы были счастливы!

Маша отвернулась, уставив невидящий взгляд в ослепительную зелень сада.