Октябрь сказал:

– Неплохо, дитя. Рассказывай.

Июнь уставилась на него, словно испуганный зверек.

– Я только что, - прошептала она.

Октябрь кивнул.

– Конечно, - сказал он и, не дожидаясь замечаний, спросил:

– Перейдем к моей истории?

Февраль шмыгнул носом.

– Что-то ты не по порядку, начальник. Тот, кто в кресле, рассказывает историю, только когда закончат остальные. Нельзя так - сразу к основному.

Май, ухватив покрепче длинные щипцы, которыми выкладывала узор из каштанов на решетке над огнем, проворчала:

– Пусть рассказывает, если уж так невтерпеж. Уж наверно, его история будет не хуже, чем та, с вином. А у меня еще полно дел. Цветы сами по себе не раскроются. Все за?

– Ставишь на голосование?
– удивился Февраль.
– Не может быть. Просто невероятно.

Он вытер лоб скомканной салфеткой, которую вытащил из рукава.

Семеро подняли руки. Четверо рук не подняли - Февраль, Сентябрь, Январь и, к общему удивлению, Июль.

– Вы не подумайте, я не против лично Октября, - сконфуженно оправдывался он.
– Это же чисто процедурный вопрос. Нельзя создавать прецедент.

– Значит, решено, - сказал Октябрь.
– Кто-нибудь хочет выступить до того, как я начну?

– Да. Вот… Иногда, - замялась Июнь, - иногда мне кажется, что из чащи на нас кто-то смотрит, а когда я пригляжусь - там никого нет. Но мне все равно кажется.

Апрель сказала:

– Это потому, что у тебя с головой не в порядке.

– Мда, - заметил Сентябрь, глядя в пространство.
– В этом вся наша Апрель. Ранимая и необычайно бессердечная.

– Хватит, - оборвал его Октябрь. Он потянулся, не вставая с кресла, раскусил орех, вытащил ядро и бросил скорлупки в огонь. Они зашипели и треснули, и Октябрь начал свой рассказ.

Жил- был мальчик, -начал Октябрь, - которому плохо жилось. Нет, его не били. Он просто никак не мог подладиться ни к своей семье, ни к городу, в котором жил, да и вообще к своей жизни. У него были два старших брата, близнецы. Они или гнали его прочь, или не обращали на него внимания. Они играли в школьной футбольной команде, и их любили все. Иногда один из них забивал больше голов, и все считали героем его; иногда героем становился другой. А их младший брат не играл в футбол. Они придумали для него специальное прозвище. Они звали его Последыш.

Они звали его Последышем с самого рождения, и сначала мать и отец ругали их за это.

Но близнецы ответили: «Да он же вылитый последыш. Сравните только его и нас». Близнецам было шесть лет, когда они так сказали. Родителям это показалось забавным. Клички вроде «Последыша» могут прилипнуть намертво; скоро его звали Дональдом только бабушка, когда звонила, чтобы поздравить его с днем рождения, и те, кто не был с ним знаком.

И, возможно потому, что в именах заключена особая сила, он действительно был похож на самого младшего поросенка из помета: маленького, костлявого, беспокойного. С самого рождения у него текло из носа, и не перестало течь, даже когда прошло десять лет. За столом близнецы, если им нравилась еда, таскали ее у него с тарелки; если же нет, они потихоньку подбрасывали свои порции ему, и его ругали за то, что он плохо ест.

Отец всегда ходил на футбол, когда играли близнецы, и после игры покупал мороженое тому, который забил больше голов. Другому мороженое доставалось в утешение. Мать говорила, что «работает в газете», хотя по большей части просто искала новых подписчиков и желающих дать в газете рекламу; как только близнецы подросли и могли заботиться о себе сами, она снова стала работать целый день.

Одноклассники мальчика обожали близнецов. Они звали его Дональд в первом классе, всего месяц, пока не прошел слух, что братья зовут его Последышем. Учителя вообще редко обращались к нему по имени, хотя между собой нередко судачили, что ни отвагой, ни воображением, ни жизнелюбием младший Ковэй, увы, не пошел в братьев.

Последыш и сам не мог сказать, когда он впервые решил убежать из дому, или когда его неясные мечты превратились в четкий план. К тому времени, когда он признался себе в том, что собрался сбежать, у него уже была припрятан за гаражом, под листом шифера, большая пластиковая коробка, в который были три батончика «Марс», два - «Милки Вэй», пакетик орешков, пакетик лакрицы, фонарик, несколько журналов с комиксами, непочатый пакет закуски к пиву, и тридцать семь долларов, по большей части монетами по двадцать пять центов. Закуску он стащил только потому, что читал, как исследователи месяцами питались только вяленой говядиной; и именно тогда, когда он сунул этот пакетик в коробку и плотно, до щелчка, закрыл крышку, он точно понял, что собрался сбежать.

В книгах, газетах и журналах ему приходилось читать, что если ты сбежишь из дому, ты можешь повстречать нехороших людей, и они сделают тебе что-нибудь нехорошее; но ему приходилось читать и сказки, так что он знал, что там, снаружи, среди чудовищ попадаются и добрые люди.

Худенький десятилетний мальчик по прозвищу Последыш, маленького роста, постоянно шмыгающий носом, был на редкость неприметен. Если бы вам нужно было найти его среди сверстников, вы бы ошиблись. Вы бы указали на другого. А он - вон там. Вы его просто не заметили.