– Никуда не годится, – сказала Нина. – Где это видано, человек с детьми работает, а получает жалкие копейки.

– Дети наше будущее, – вставил Протасов.

– Правильно. – Продолжала Нина. – Я уж не говорю об ответственности. Но оклад? Это не оклад, это позор! Кому на Западе сказать, не поверят.

– Это точно, – согласился Протасов. – Вот был я два года назад в Париже…

– Вы были в Париже? – изумилась Нина Григорьевна. Протасов покраснел, сообразив, что сболтнул лишнего. Отечественные пилорамщики по заграницам не шляются. Ольга вовремя пришла на помощь.

– Он за оборудованием ездил.

– За оборудованием? – прищурилась госпожа Капонир.

– Точно так, – подтвердил Валерий. – Там, под Парижем контора есть, бэушным оборудованием торгует. Мы у них фанеровочный станок приглядели. Приехали, значит, покупать…

– Неужели не проще здесь купить?

Протасов покачал головой.

– Никак нет, Нина Григорьевна. Тут перекупщики втрое накручивают. Спекулянты, о чем говорить.

– Спекулянты, – с ненавистью повторила Нина, и предложила тост за честных тружеников. Присутствующие энергично поддержали.

– Кинуть могут, поди докажи потом, что не верблюд. – Вел дальше Протасов. – А там, на Западе, все по-честному. Приехал, расщелкался, и ништяк.

На Эйфелевой башне были? – с ностальгическими нотками поинтересовалась Нина. Она побывала во Франции начала семидесятых, по пробитой свекром путевке «Спутника». [40] С тех пор Франция манила ее, как сирены древнегреческую трирему.

– Куда там, – с обезоруживающей простотой признался Протасов. – Из буса не вылезал. Деньги за пазухой, бутерброды и кофе из термоса. На обратном пути еще и на бандитов нарвались. В Поляндии. Чудом, можно сказать, ушли.

– Значит, правда, что на польских дорогах тревожно? – спросила Нина Григорьевна. О них в ту пору судачили разное, и слухи, как правило, соответствовали истине.

– Не то слово, – констатировал Протасов. – Наши бандюки транзитный транспорт данью обкладывают, доят, то есть, а местная полиция разыгрывает косоглазие. И таможня, видать, под бандитами. Только границу пересек, так тебя уже и ждут.

– Безобразие, – сказала Нина.

– Полностью с вами согласен.

Они выпили за свободу дорог, а потом за будущее, чтобы было ну хоть чуточку посветлее. Ольга нетвердой походкой отправилась варить кофе.

– И заварные свои неси, – сказала вдогонку Нина, подсаживаясь поближе к Протасову. – Вы с Олей на одном потоке учились? – неожиданно спросила она, поедая собеседника глазами, отчего Валерий даже малость оробел.

– Можно и так сказать. Только в разных группах.

– Скажите, Валерий, а вы ее мужа знали?.. Того, первого, которого она… – Нина Григорьевна тщательно подыскивала слова, – …с которым они разошлись.

«Ого! Горячо! – впору было бы кричать Валерию, если б они играли в старую детскую игрушку. Протасов запаниковал, подозревая, что Нина обо всем догадалась. – Раскусила, как пить дать. Сразу видно, не из тех баб, которым лапшу на уши вешают»

– Знал. – Сухо сказал Протасов.

– Как его звали? – пытливый взгляд бездонных карих глаз.

– Валерой. – Протасов решил не рисковать.

– Тоже Валерой? – удивилась Нина.

– Так точно. Только я в группе борцов был, а он, значит, в секции бокса.

– Как сложилась его судьба, случайно не знаете?

«А кидало его, мать твою, от Амура и до Туркестана», – захотелось сказать Валерию, но он благоразумно сдержался. Игра в кошки-мышки действовала ему на нервы, и он решил поставить на прошлом точку. Тем более, что оно сыграно, в любом случае.

– Я слыхал, – мрачнея, начал Валерий, что Олькин муж стал бандитом. Как советский спорт накрылся, многие боксеры в рэкетиры подались. Знаете песенку: мы, бывшие спортсмены, а ныне рэкетмены?..

– Что вы говорите?! – всплеснула руками Нина Григорьевна. – Хотя, можно понять. Можно понять, вы знаете… Крепкие парни, и без куска хлеба. Оставленные на произвол судьбы. – Она легонечко коснулась его бицепса, будто налитого свинцом. – А где он сейчас?

– В могиле, – неожиданно твердо сказал Протасов. – Застрелили его, в девяносто первом. Голову отрезали, а тело сожгли.

– Какой ужас! – прошептала Нина Григорьевна, и Протасов почувствовал, как ее теплое бедро прижимается к его каменному. «Вотте раз» — успел подумать Валерий перед тем, как Нина продолжила. – Знаете, Валера? А ведь искренне жаль этих парней. Они могли бы принести столько пользы. А их кинули в самое горнило. Чтобы они в нем сгорели. Это трагедия! Трагедия целого поколения.

– Вы правы, – пробасил Протасов, не зная, отодвигаться, или нет. – Вы только Ольге ничего не говорите. Зачем ее зря расстраивать.