Но могу сказать одно: за год-полтора я обнаружил, что я ничем не рисковал.

На диспуте с деканом Исторического факультета в университете одного из среднезападных штатов я сказал: "Жизнь моя преобразилась". Он перебил меня весьма саркастически: "Вы хотите сказать. Макдауэлл, что в XX столетии Бог действительно переменил вашу жизнь? В каких же областях?"

Я принялся описывать перемены, происшедшие со мной, я говорил 45 минут, пока он не прервал меня: "Ладно, достаточно".

Душевный мир. Прежде всего я сказал ему о том, что раньше мной всегда владело беспокойство, мне вечно было некогда и я не знал, за что раньше взяться. Бывало, в самый разгар сессии мне нужно было мчаться к моей девушке или куда-то еще, и я бродил по кампусу, не зная, чем заняться. Хватался за книги,пытался подумать - и не мог.

Но через несколько месяцев после того, как я принял решение довериться Христу, во мне установилось нечто Вроде душевного мира. Нет, противоречия в моей жизни не прекратились, но в отношениях с Иисусом я обрел способность справляться с ними. И это я ни на что не променяю.

Власть над собой. Раньше я был страшно вспыльчив, порой "лез в бутылку", стоило кому-то просто косо взглянуть на меня. У меня до сих пор сохранились шрамы после драки на первом курсе университета, когда я чуть не убил человека. Я даже не пробовал бороться со своей вспыльчивостью, считая, что-это совершенно бесполезно.

После моего решения уверовать в Христа я однажды оказался в критической ситуации - и обнаружил, что от моей вспыльчивости и следа не осталось. За прошедшие, двадцать четыре года я лишь раз вышел из себя.

Была у меня еще одна черта, .которой я стыжусь. Говорю здесь об этом, потому что множеству людей нужно такое же преображение в жизни через отношения с воскресшим, живым Христом. Я имею в виду ненависть (даже, можно сказать, ожесточенность).

В моей жизни я много ненавидел. Окружающие могли это и не заметить, но меня одолевало нечто вроде изнурительного внутреннего зуда. Я был издерган людьми, вещами, делами, боялся любого, кто от меня отличался.

Больше всех на свете я ненавидел собственного отца. Я презирал его. Он был городским алкоголиком. Если вы выросли в маленьком городке и у вас в семье кто-то пил горькую - вы поймете, о чем я говорю.

Все знали о моей беде. В школе без конца прохаживались насчет того, что мой отец опять гуляет по центру города - мои друзья и думать не думали, что мне это может быть неприятно. Я смеялся вместе с ними, а на самом деле меня душили слезы. Вернувшись домой, я находил мать в хлеву, в навозе позади коров: ее избил отец, и она не могла подняться.

Когда у нас бывали друзья, я запирал отца в хлеву, а его машину загонял за силосную башню. Мы говорили гостям, что ему пришлось отлучиться, чтобы нам не было стыдно. Вряд ли можно ненавидеть сильнее, чем я ненавидел собственного отца.

Месяцев через пять после моего обращения в мою жизнь вошла любовь к отцу - любовь от Бога через Иисуса. Любовь эта разом опрокинула мою ненависть. Она эта была такой сильной, что я теперь мог, глядя отцу прямо в глаза, сказать: "Папа, я люблю тебя". Перемены во мне потрясли и его.

Вскоре после того, как я перевелся в один частный университет, я попал в серьезную автомобильную аварию. Меня отправили домой с гипсом на шее. Никогда не забуду, как отец вошел ко мне в комнату и спросил: "Сынок, как ты можешь любить такого отца, как я?" - Я сказал: "Папа, шесть месяцев назад я презирал тебя". Потом я поделился с ним своими выводами об Иисусе Христе.

"Папа, я позволил Христу войти в мою жизнь, - сказал я.
– Я не могу тебе это толком объяснить, но Иисус подарил мне умение любить и принимать не только тебя, но и других людей такими, какие они есть".

Сорок пять минут спустя случилась одно из величайших потрясений в моей жизни. Мой собственный отец, знавший меня как свои пять пальцев, так, что вряд ли я смог бы заговорить ему зубы, сказал мне: "Сынок, если Бог может сделать с моей жизнью то, что, как я вижу. Он сделал с твоей, то я хочу дать Ему такую возможность". И он тут же помолился вместе со мной и вверился Христу.

Обычно перемены занимают несколько дней, недель или месяцев... даже лет. Жизнь моего отца переменилась прямо у меня на глазах - как если бы кто-то включил свет в темной комнате. Ни до, ни после мне не приходилось видеть столь стремительной перемены. Лишь однажды после этого мой отец прикоснулся к спиртному: поднес рюмку к губам - и все. Он больше не нуждался в. этом.