— Говоришь, статуи? Какие?

— Человеческие, разумеется. Очень похожи на лежащих людей. Я сперва подумала, что это люди.

— А почему усомнилась?

— Понимаешь…

Фелисина не договорила. Она почти ползком добралась до ближайшей статуи… Обнаженная старуха, лежащая на боку. Белый камень, из которого была вырезана эта статуя, покрывали сетка трещин и темные пятна плесени. Но зачем мастеру понадобилось с такой дотошностью воспроизводить каждую морщинистую складку на старческом теле?

Лицо статуи было умиротворенным и даже радостным. Фелисине вспомнилась госпожа Гэсана. Лежащая старуха вполне годилась той в сестры. Фелисине вдруг захотелось потрогать статую, и она протянула руку.

— Не смей ничего трогать! — крикнул ей Кульп. — Зал наполнен магической силой. Недаром у меня все волосы на затылке шевелятся.

Фелисина отдернула руку.

— Зачем ты меня пугаешь? Просто статуи.

— Статуи, девочка, обычно стоят на пьедесталах. А эти?

— Эти лежат на полу. Может, тогда были другие вкусы?

В зале стало намного светлее. Фелисина обернулась. Кульп стоял, упираясь руками в дверной проем. Маг близоруко моргал, разглядывая странную галерею.

— Статуи? — усмехнулся Кульп. — Ты ошиблась. Здесь проходил магический Путь.

— Есть ворота, которые лучше не открывать, — произнес Геборий.

Умудрившись ни за что не задеть и не споткнуться, старик обошел мага и встал рядом с Фелисиной. Голова его была запрокинута. Растрескавшиеся губы улыбались.

— Ее дочь избрала путь странствующих, — сказал Геборий. — Нелегкое путешествие. Ничего удивительного: тогда многие предпочитали этот путь, стараясь попасть в мир Властителей. Его считали более достижимым, что ли. К тому же он был древним, а на закате первой империи все древнее пользовалось особым почетом.

Старик горестно вздохнул, будто вспоминал собственное прошлое.

— Понятно, что родители стремились помочь собственным детям. Хотели сделать этот путь более удобным и безопасным. Слишком много ищущих исчезали тогда в магических лабиринтах. А тут еще войны, которые первая империя вела на своих западных границах.

Кульп тронул его за плечо. Прикосновение мага прервало словесный поток. Геборий провел по лицу невидимой рукой и вздохнул:

— Так легко затеряться…

— Нам нужна вода, — сказал Кульп. — Нет ли среди ее воспоминаний тех, что связаны с водой?

— В этом городе было полно источников, каналов, бассейнов и фонтанов, — сообщил Геборий.

— И все они давно засыпаны песком, — поморщилась Фелисина.

— Возможно, не все, — возразил Кульп.

От недостатка сна и песчаных атак глаза мага были совсем красными. Упавшая дверь сильно повредила ему нос, который распух и приобрел синюшный оттенок.

Фелисина продолжала глядеть на тело лежащей старухи.

— Надо же, когда-то она была живой женщиной.

— Все они были живыми, — сказал Кульп.

— И жили очень долго, — добавил Геборий. — Алхимические средства и ритуалы продлевали им жизнь. В этом городе жили по шестьсот — семьсот лет и могли бы жить еще. Их погубил другой ритуал.

— Потом город затопило водой, насыщенной солями, — сказал маг.

— Отчего окаменели не только кости, но и сами тела, — подхватил Геборий. — Поток этот породили дальние события. Бессмертные стражи пришли и ушли.

— Что еще за бессмертные стражи? — спросила Фелисина. Геборий не ответил. Он снова запрокинул голову и сказал:

— Неподалеку есть источник.

— Так веди нас туда, слепец, — потребовала Фелисина.

— У меня еще столько вопросов, — заявил Кульп.

Геборий улыбнулся ему, как улыбаются нетерпеливым детям.

— Потом. Наш путь к источнику многое тебе объяснит.

Окаменевших жителей древнего города было несколько сотен. Спокойное и даже радостное принятие ими смерти почему-то задело Фелисину.

«Оказывается, конец не всегда бывает мучительным. Жрецы утверждают, будто Клобуку все равно, как и в каком состоянии умирает человек. Самые обильные урожаи смерть пожинает во время войн, голода и эпидемий. Если верить жрецам, Клобук давно привык к толпам душ возле врат своего царства. Теперь я знаю: не все приходят туда с плачем и стенаниями. Смерть бывает и сладостной».

Она ощущала незримое присутствие Клобука. С самого их возвращения в реальный мир он постоянно находился рядом. Фелисина вдруг поймала себя на том, что думает о Клобуке как о… возлюбленном. Он проник в глубины ее существа, и это придавало ей уверенности.

«Я не боюсь Клобука. Сейчас мне страшны лишь Кульп и Геборий. Говорят, боги боятся смертных сильнее, нежели друг друга. А Клобука я не боюсь. Я ловлю отзвуки его мыслей. Он наверняка должен мечтать о реках крови. Может, я уже давно принадлежу богу смерти? Что ж, тогда я отмечена».