Шрифт:
— Пророчица… — выдохнул Леом.
— Наконец-то ты с этим согласился.
Леом поклонился.
— Никто не смеет отрицать силу, снизошедшую на тебя, и все же…
— И все же сама я не открывала священной книги.
— Нет, не открывала.
Фелисина оглянулась. Тоблакай и Геборий стояли неподалеку, прислушиваясь к их разговору.
— То, что должно мне открыться, находится не на страницах книги Дриджны, а внутри меня. Сейчас еще рано.
Она вновь заглянула Леому в глаза.
— Ты должен мне верить.
Фелисина видела, как напряглось его лицо.
— Тебе всегда было трудно решиться на это. Правда, Леом?
— Кто это сказал?
— Мы оба.
Пустынный воин молчал.
— Тоблакай!
— Слушаю тебя, возрожденная Шаик.
— Как бы ты убедил того, кто сомневается?
— Мечом.
Геборий пренебрежительно хмыкнул.
— А ты? — спросила Фелисина. — Что бы ты сделал с сомневающимся?
— Ничего. Я продолжал бы жить, как живу, и, если бы я оказался достойным доверия, сомневающийся рано или поздно сам поверил бы мне.
— Если только…
— Если только человек вообще никому не верит. И в первую очередь — себе.
Фелисина выжидающе смотрела на Леома.
— Ты не можешь силой заставить другого поверить тебе, девочка. Он будет тебе повиноваться, но повиновение — это не вера.
— Леом, ты рассказывал мне о странном человеке. Он ведет остатки армии и несколько десятков тысяч беженцев. Они делают все, что он велит, и безраздельно верят ему. Как этому человеку удалось добиться такого доверия?
Леом покачал головой.
— Ты когда-нибудь следовал за таким вожаком?
— Нет.
— Значит, ты по-настоящему ничего не знаешь.
— Не знаю, пророчица.
Зайдя за скалу, Фелисина сбросила с себя прежние лохмотья и облачилась в одежды Шаик. Она надела на себя простые украшения, показавшиеся ей странно знакомыми. Собрав остатки старой одежды, Фелисина смотала ее в тугой комок и зашвырнула подальше. Она долго стояла одна, разглядывая теряющуюся в пыли впадину, затем вышла к спутникам.
— Идемте. Верховные маги начали терять терпение.
— Твой новый первый помощник утверждает, что до Фалара всего несколько дней ходу, — сказал Калам. — Все только и говорят о попутных ветрах.
— Обычное дело, — ответил капитан. Вид у него был довольно кислый.
Ассасин наполнил кружки. Хотя раны, нанесенные капитану телохранителем казначея, почти зарубцевались, он не вставал с койки. Рана на голове оказалась серьезнее поврежденных рук. Когда капитан говорил, он почему-то вздрагивал, хотя речь его была ясной и связной. Но цепочки слов выходили из его рта с заметным трудом. Былое красноречие к нему не вернулось, однако разум капитана оставался таким же острым и восприимчивым.
Интуитивно Калам чувствовал, что его присутствие придает капитану силы.
— Вчера под вечер впередсмотрящий заметил судно, идущее следом за нами. По его мнению — малазанский грузовой корабль. Если парень не ошибся, этот корабль обогнал нас ночью, пройдя без огней. Во всяком случае, утром его нигде не было видно.
Капитан усмехнулся.
— Не сомневаюсь, на том корабле тоже ломали головы, кто мы такие. А вдруг пираты?
Калам глотнул разбавленного вина.
— Минувшей ночью умер последний военный моряк. Что у тебя за лекарь на судне? Их же можно было спасти.
— Мне он тоже не по нраву. Вечно нужно поддать коленкой под зад, чтобы начал шевелиться. Пришли его сюда, я ему мозги прочищу.
— А что толку? Тех ребят уже не вернешь. Да и он лежит мертвецки пьяным. Дорвался до пиратского эля.
В глазах капитана что-то вспыхнуло, будто луч маяка, предупреждающий о мелях.
— Я так понимаю, не все на корабле гладко, — сказал Калам.
— Конечно. У капитана голову перекосило, кто ж станет отрицать! Язык весь в колючках. А в ушах — будто желуди в перегное, из которых вот-вот вылупится невидимое. Вылупится!
— Ты бы мне хоть рассказал, что к чему. Это же твой корабль.
— Что я тебе расскажу? Что? — Дрожащей рукой капитан потянулся к кружке. — Нельзя удержать то, что далеко отсюда. Я так всегда говорю. И от удара нельзя удержаться. Вот желудь и выкатился и полетел неведомо куда.
— Посмотри, руки у тебя почти зажили, — сказал Калам, пытаясь оборвать этот бред наяву.
— Да. Почти.
Капитан отвернулся, как будто разговор его доконал.
— Потерпи немного, — поднимаясь, сказал Калам. — Как только бросим якорь в Фаларе, найдем тебе хорошего лекаря, сведущего в магическом исцелении.