Сгибаясь чуть ли не пополам, я скользнул к борту и огляделся. Во как! Действительно — возле берега стоим. То есть возле пирса. Небо всё в тучах, но даже при этой хреновой видимости можно было понять, что это порт.

А в порту соответственно светомаскировка, поэтому так темно. Зато чуть в стороне от нас светили прожектора и в их свете со стоящего там корабля бесконечной вереницей тянулись люди, которые, строясь колоннами, шустро уматывали куда-то в сторону тёмного города. А над всем этим густо висел наш родной мат. То есть отдельные «Мать!» слышались достаточно хорошо. Оглянувшись на Игоря, с искренним недоумением сказал:

— Слушай, или я брежу, или это наши.

— Откуда они тут взялись?

— Хм, хороший вопрос… Ещё бы знать, где мы сами сейчас находимся. Но это точно не Севастополь… да и не Одесса.

Пытаясь разглядеть мельтешение маленьких фигурок, я заскочил на ограждение борта, держась рукой за кран-балку, но ничего толком не разглядел — слишком далеко они были. А потом снизу, от пирса послышался лязг затвора и звонкий голос прокричал:

— Стой, не шевелись, стрелять буду!

Я инстинктивно нырнул назад, но это уже не помогло. Темнота пирса оказалась неожиданно очень насыщена жизнью. Сначала хлопнул выстрел и пуля, взвизгнув, отрикошетила от какой-то железяки за спиной, а потом послышался топот бегущих ног и бас, который недовольно поинтересовался:

— Грубин, ты чего тут палишь?

Невидимый мне Грубин, торопясь и проглатывая слова, зачастил:

— Товарищ сержант, на этом корабле кто-то есть! Я вот только сейчас его видел. Он на борт аж вылез, на тех, кто сейчас возле второго пирса высаживается, пялился. Диверсант, наверное! Или разведчик немецкий!

Я не знал, где мы и кто именно сейчас стоит внизу. Но вот обращение — «товарищ сержант» было как бальзам на сердце. По-русски и красновцы болтать могут, да и предатели из Русской освободительной армии тоже раньше нашими были. Только прибавлять к званию «товарищ» — это чисто советское… Поэтому бегать и суетиться не стал, а спокойно дождался, когда по сходням взбегут четверо в такой родной форме, что меня чуть слеза не прошибла. Средних лет усатый сержант, оглядев фигуры, стоящие с поднятыми руками посередине палубы, удовлетворённо хмыкнул и спросил:

— Кто такие, откуда здесь взялись?

Я решил долго не объясняться с усатым, сказав:

— Терроргруппа Четвёртого Украинского фронта. Следуем с задания. Так что, товарищ сержант, проводите нас в особый отдел.

Один из окруживших нас пацанов удивлённо вякнул:

— Так они по-русски разговаривают…

А сержант при моих словах как-то хищно подобрался и протянул:

— С Четвёртого Украинского говорите… ну-ну… вяжи их, ребята!

Пока двое бойцов держали нас под прицелом автоматов, ещё один сноровисто скрутил «диверсантам» руки извлечённой из кармана верёвкой. Я на такое действие не то чтобы обиделся, но несколько удивился:

— Мужики, мы же свои, вязать-то зачем? И так бы до особистов дошли…

На что сержант, проверив узлы и с силой встряхнув нас обоих, ехидно ответил:

— Гитлер вам свой! — А обращаясь к остальным, добавил: — Вот уроды! Кого провести думали, сволочи! Плохо вас там учили в ваших шпионских школах! Ишь ты — с Четвёртого Украинского!

И наклонившись ко мне в упор, прорычал:

— Четвёртый Украинский уже месяц как упразднён. Так что, вражина, прокололся ты!

И влепив мне обидного пинка, приказал вести задержанных вперёд. А я, топая под прицелом автоматчиков, крыл себя последними словами за забывчивость. Ведь слышал же перед отъездом, что мой фронт в резерв ставки переводить должны были, но вот вылетело это из башки и теперь выпутываться будет гораздо сложнее. Я-то рассчитывал выйти на Серёгу, а теперь его где искать? А если начну буровить про Москву и УСИ, кто мне поверит? То есть потом, после проверки, конечно, всё выяснится, но поначалу надо будет вести себя потише. Вспомнив горячее гостеприимство армейских СМЕРШевцев, когда мы осенью к ним попали, потёр плечом ухо, в которое тогда прилетела мощная звездюлина. Нет, решено, в этот раз буду вежлив и спокоен, как английский лорд. Усатый цербер, который следовал сбоку, на мои почёсывания тут же отреагировал:

— Иди спокойно, не дёргайся, а то на орехи добавлю…

— Да я иду… Товарищ сержант, а где мы сейчас находимся?

— Тамбовский волк тебе товарищ! Не разговаривать!

Вот гадский папа, служака хренов. Что ему — ответить тяжело? Но решив не обострять отношения, послушно замолк, решив, что рано или поздно всё узнаю сам. Ну в принципе и узнал… Слушая обрывки разговоров проходящих мимо солдат, понял, что мы всё-таки в Болгарии. А если конкретно — в Бургасе, который вчера был взят внезапным морским десантом. Части болгарской армии, которые дислоцировались в городе, поддержали десантников, ударив по немцам с тыла. Охренеть! Честно говоря, такой прыти от нашего командования я даже не ожидал. Потом, конечно, узнаю подробности, но, по-моему, это очень круто. Распропагандировать болгар, скоординировать совместные действия… М-да… советские генералы не просто научились воевать, а делают это всё лучше и лучше. И судя по тому, что стрельбы не слышно, высадка прошла не просто успешно, а очень успешно. Немцы были отброшены на такое расстояние, что даже грохот артиллерии не доносился до порта. Ну это, конечно, если она сейчас вообще работает… Попутно становилось понятным, что же произошло с нашим кораблём. Десант был настолько неожиданным, что фрицы свои корабли толком предупредить не успели о том, что конечный пункт назначения перешёл в другие руки. Может, конечно, и предупреждали, но вот у Мейлица рация глючила, это я точно знаю. Сам слышал, как он вчера на радиста наезжал. Да уж… связь — великое дело. Чуть выпал из информационного пространства и всё — приехали. «Пенелопу», видно, сторожевой катер, или что там сейчас у наших есть, на подходе к порту встретил и, слегка попугав, загнал к дальним пирсам. Но, с другой стороны, плешивый капитан и его команда показали себя нормальными мужиками, не выдав своих пассажиров… Хотя, может, у них и не спрашивали?..

Тем временем нас довели до караулки, где после короткого, но бурного разговора с начкаром нас со слегка помятыми фейсами закинули в «Газ-63» и повезли дальше. Двое солдатиков с автоматами сидели рядышком и, внимательно глядя за пленными, тоже пресекали все разговоры. Ну и хрен с вами — помолчим. Сидя на откидной лавке, я сплёвывал кровь из разбитой губы и пытался взглядом подбодрить Игоря. Только вот было темно и моих гримас он не увидел. Зато увидел конвоир и пресёк недозволенную мимику. Ну вот… опять в ухо… Словами, что ли, нельзя? «Газон», недолго пропетляв по городу, остановился возле здоровенного здания, где нас и сгрузили, передав уже непосредственно в СМЕРШ. Но там был небольшой бардак, поэтому когда принявший нас дежурный сунулся в один из кабинетов, выбегающий оттуда лейтенант, поправляя закинутый на плечо автомат, раздражённо сказал:

— Слушай, Смирнов, сейчас не до этих предателей! Мы там гестаповскую точку накрыли, так что Требухина нет. Давай их пока в камеру — завтра разбираться будем!

Потом нас поводили ещё немного, наконец-то развязали руки и в конце концов запихнули в здоровенное помещение, которое населяли уже человек тридцать. Дверь за спиной лязгнула, и я, оглядев контингент, коротко матюгнулся. Понятно, почему летеха про предателей говорил. Тут, наверное, шла предварительная сортировка и поэтому немцев не было, хоть люди в немецкой форме и присутствовали. Но явно с рязанскими физиономиями. А так — кто в чём. И в чёрных полицейских шинелях, и в гражданке, и в вермахтовских мундирах. На некоторых были даже наши шинели. Я повернулся к Птицыну: