– О, мисс Фишер, – прошептал Линдсей, падая перед Фриной на колени и уткнувшись головой ей в плечо. – Кажется, я влюбился в вас!

– Вполне возможно, – признала Фрина. – Но это пройдет. Я приду завтра посмотреть вашу тренировку, раз уж имела слабость на это согласиться, и тогда мы можем договориться о дальнейшем. Но я не стану играть вашим сердцем, Линдсей, – только телом. Бесполезно влюбляться в меня, я не хотела бы, чтобы вы страдали. Понимаете?

– Нет, – признался Линдсей, потеревшись щекой о ее шею. – Но – как скажете, мисс Фишер.

– Пожалуй, лучше зовите меня Фрина.

Господин Герберт залпом осушил свой стакан.

Юнис Хендерсон, укрывшись вуалью, с обожанием следила за своим возлюбленным. Аластер Томпсон был высоким, но не слишком, у него были замечательные голубые глаза, а во взгляде сейчас читалась тревога. Он волновался за нее! От этой мысли голова шла кругом. Молодой человек, в свою очередь, был поражен тем, какой элегантной выглядела его избранница. Зеленый халат подчеркивал длинную ниспадающую линию от бедер до колен, узкую талию и легкий изгиб небольших грудей. Аластер сел на стул подле кровати и взял ее за руку. Она была горячей, и Томпсон подумал, что у девушки, возможно, температура.

– Как ты себя чувствуешь, Юнис? Я в ужасе от всего произошедшего.

– Мне уже лучше. Мисс Фишер была очень добра ко мне. Она обещала разыскать того, кто убил маму.

– А как твои ожоги, Юнис? Я не знал, что хлороформ может так сжечь кожу. Бедная девочка! Что сказал доктор?

– Она сказала, все пройдет и шрамов не останется, если я не буду расчесывать, но очень трудно удержаться, ужасно чешется. Но уже не так жжет, а было и в самом деле больно. Алли, я думала, что не вынесу эту поездку до Мельбурна по железной дороге! Я выдержала только потому, что читала «Манон» и могла спрятать лицо. Мне выписали мазь, и доктор сказала, что я должна не меньше недели лежать в постели. Я еще очень слаба. Ты волновался обо мне?

– Моя дорогая девочка, как ты можешь сомневаться в этом? Я уже собирался брать штурмом полицейское управление. Но тут позвонила эта девушка и сказала, где ты.

Он поцеловал руку, которую держал.

– Линдсей остался поговорить с мисс Фишер, хотел познакомиться с ней. Он помешан на преступлениях. Готов поспорить, ему разонравились бы убийства, если бы он хоть раз увидел труп. Что случилось в поезде, Юн? Я читал только отчеты в газетах, а они там вечно сгущают краски.

– Не знаю. Я очнулась, только когда все было позади. Кто-то отравил пассажиров в вагоне и вытащил маму через окно. Никто не знает – как. А потом ее нашли мертвой почти в десяти метрах от путей, и никто не может объяснить, как она туда попала. Это все ужасная тайна. Если бы не мисс Фишер, дети в вагоне умерли бы, и доктор до сих пор не знает, насколько серьезно пострадала моя печень.

– О, Юн, я и не предполагал, что дела так плохи! О чем бы ты хотела поговорить?

– О нас, – прошептала Юнис. – Теперь мы можем пожениться.

– Конечно, можем, как только тебе станет лучше. Завтра же дадим объявление в газеты. Объявляется помолвка Аластера, сына Уильяма и Шарлоты Томпсон, Райт-стрит, Кью, и Юнис, единственной дочери покойного Уолтера и… – он умолк, а Юнис продолжила за него:

– …и покойной Энн Хендерсон из Южной Ярры. Но мы не можем опубликовать это в газетах, ведь мама еще даже не предана земле. После похорон, когда я уже смогу вставать, мы сможем пожениться. Если ты, конечно, не передумал.

– О, Юнис! – воскликнул Аластер Томпсон и обнял ее с изрядной долей страсти, способной убедить даже самую недоверчивую даму, что ухажер не изменил своего решения.

Фрина, у которой сердце было не камень, обменивалась поцелуями и признаниями со вторым по красоте молодым человеком в своем доме. Линдсей пылал страстью, его дыхание обжигало ей лицо; губы юноши были требовательны и, казалось, поглощали ее всю. Но мозг Фрины, который редко был заодно с телом, продолжал действовать как часы, и в перерывах между объятиями, ей удалось выведать у Линдсея немало интересных сведений.

– Так ты живешь в том же доме, что и Аластер? Как удобно! А кто ведет хозяйство?

– Одна женщина приходит по утрам, убирает постель и готовит нам ужин на вечер, – объяснил Линдсей, вкрадчиво проводя рукой по спине Фрины. – Какое мудреное белье ты носишь.

– Я научу тебя снимать его, – пообещала Фрина. – Эта наука тебе еще пригодится. Но не сейчас. Ты слишком нетерпелив.

– Это же мне вечно повторяет наш тренер, – усмехнулся Линдсей, убирая руку. – Хорошо, мисс Фишер, будем паиньками. У Аластера не так-то много денег, понимаешь, родители у него небогатые, но достойные, отец – врач, но денег лопатой не гребет, вот Аластер и живет со мной. Патер подарил мне дом и платит домоправительнице, а мне нужна компания, так что все складывается удачно. Забавный парень этот Аластер. Я им просто восхищаюсь. Даже когда он был совсем на мели, никогда не одалживал у меня пятерки до четверга. Никто из моих приятелей не проявлял такой щепетильности. Для некоторых из них я просто денежный мешок… Мне нравится эта ткань, такая гладкая. Что это?

– Шелк, – сказала Фрина, натягивая юбку так, чтобы она скрыла колени. – Он и должен быть гладким, я рада, что тебе нравится. Кажется, мне пора выставить тебя и твоего друга на снег, Линдсей. Увидимся завтра. Во сколько?

– В девять утра. – Линдсей неохотно отпустил Фрину. – У лодочной станции. Почему ты нас выставляешь? Я уже перестал тебе нравиться?

– Нет, дорогой, ты нисколько не утратил своего очарования. Но мне пора идти читать заключение о вскрытии, и надо поговорить с полицейским.