Шрифт:
«Войско Улегвича потерпело в Славии поражение, но, по слухам, Кшиштоф взят в плен и, возможно, убит».
Фалкон откинулся на спинку кресла. Двадцать лет он ждал этого момента. И он к нему не готов!
Новые, молодые военачальники Ниверии безропотно ему подчинялись и знали все о современной войне — но только в теории. Им не представлялось случая закалиться в бою — за пять лет в провинциях не было ни мятежей вассалов, ни крестьянских бунтов. Если Кшиштоф действительно устранен, в Славии сейчас неразбериха. Это не просто смена властителей — после такого человека, как Кшиштоф, к власти приходят слабые, дворцовые интриганы, бездейственные бюрократы. Не поспеши Фалкон с реформой войск, Славию можно было бы взять прямо сейчас, в этом Фалкон не сомневался. Кшиштоф, его противник и, что греха таить, духовный учитель и вдохновитель, тоже ждал такого момента, и был бы готов к нему лучше, чем Фалкон. Кшиштоф постоянно обновлял и наращивал войска, и если бы Фалкона сместили, славы через какой-нибудь месяц были бы в Астафии.
Но ничего, ничего. Надо бы спровоцировать бунт в провинции. Кому бы это поручить?
Фокс вошел бравой походкой и встал у двери. Молод, тщеславен, верен, ловок. Не очень умен. Нет, его нельзя посылать, нельзя рисковать человеком, который через год-другой заменит Хока.
— Я хотел бы проехаться по городу верхом, — сказал Фалкон.
— Нет ничего проще, господин мой.
— Возьмите с собой столько людей, сколько сочтете нужным.
— Слушаюсь. Уже выполнено.
— Где же они нас ждут?
— Нас никто не ждет, господин мой. Я счел нужным никого с собой не брать.
— Вот как?
— В ваши намерения, господин мой, входит посмотреть на город изнутри, не так ли?
— Да.
— С конвоем из ста человек это невозможно. В присутствии конвоя город — просто продолжение дворца.
— А если на нас нападут?
— Не думаю.
— Но все же?
— Это вас развлечет, а мне даст возможность помахать мечом.
— А если целая толпа заговорщиков на нас кинется?
— А хоть бы весь город кинулся.
Смелый парень, подумал Фалкон. В чем-то он гораздо лучше Хока. Хок бы ответил с почтительной грубостью — «Сидите-ка лучше в особняке или во дворце, господин мой — и вам безопаснее, и мне меньше забот».
— Едем, — сказал Фалкон.
Он накинул плащ и надел берет, сдвинув его к бровям.
На улице один из людей Фокса по сигналу подвел двух коней. Фокс почтительно придержал Фалкону стремя.
В городе был полдень, и жители, закончив утренние дела, отдыхали и набирались сил в парках и тавернах, готовя себя к делам дневным. Обилие упоминаний мамонтов позабавило Фалкона, давно не бывавшего вот так, в качестве простого горожанина, на улице — все карета да конвой.
«Воистину мамонтовая распродажа готовой одежды».
«Мамонтовая (третья) кружка пива бесплатно».
«Замечательная кровать — спишь спокойно, как мамонт».
Пьеса в одном из театров, «Куда Уходят Мамонты».
Талисманы с изображениями волосатых слонов.
Вино, настоенное на крови мамонта (черт знает, что такое!).
Флаг с волосатым слоном над калиткой рынка.
На бульваре было тесно — и на аллее, и на проезжей части. Фалкон слушал обрывки разговоров. Внимание его привлек какой-то одноногий тип на углу — мутные глаза, костыль, рваная грязная одежда. Тип что-то пытался продать прохожим.
— Фокс, — тихо сказал Фалкон. — Ну-ка, посмотрите, чем он там торгует, и купите.
Не удивившись, Фокс спешился. Фалкон протянул руку и взял у него повод. По этикету следовало поклониться — сам Фалкон оказывает услугу — но Фокс не желал раскрывать ничье инкогнито, и правильно делал. Поговорив с одноногим, он купил у него что-то, какой-то предмет, вернулся, вскочил в седло, и протянул предмет Фалкону.
Это был кинжал с позолоченой рукояткой, в ножнах. Фалкон потянул рукоятку. На лезвии выгравированы были слова — «Освободителю Кронина».
— Он — хозяин кинжала? — спросил Фалкон.
— Да, — мрачно откликнулся Фокс.
Уцелевший член бывшей элитной дивизии уже вваливался, стуча костылем, в ближайшую таверну. Судьба его была понятна и Фалкону и Фоксу. Ранение в ногу, начавшаяся гангрена, походный хирург с пилой и факелом. Их было много — и в Ниверии и в Славии — бывших вояк, непригодных для дальнейшего использования отечеством. В Артании они очень быстро умирали — либо в драке, либо прирезанные своими «дабы избавить от страданий», либо жертвовали собой в кампаниях на передовой. Романтические юноши, мечтающие о военной карьере, такой судьбы себе не мыслили. Каждый рассчитывал сражаться в великих битвах, проявляя доблесть, и выходить из них целым и невредимым. О том, что немалая часть войска на марше умирает без всяких сражений — от походных болезней — им не сообщали, а когда сообщали, они не верили, вдохновленные перспективой безнаказанно убивать и быть за это в почете. Называлось это — Служение Отечеству.
Отечество поправило берет, чтобы не быть ненароком узнанным кем-нибудь из населения, и сунуло кинжал за пояс.
Вскоре показался Храм Доброго Сердца. Его не снесли, но он разительно изменился. Фасад сиял белизной, фронтон был меньше, эркеры симметричнее. Переделок было немного, но они изменили общий образ Храма, сделав его величественнее и в то же время гостеприимнее. В прошлом Храм был — набросок, эскиз из камня, талантливо собранный но нелепый и вычурный. Теперь же он стал — произведение архитектурного искусства. Мастер учел огрехи предыдущего мастера, сохранил удачное, и добавил своего, добившись абсолютной гармонии.