Рита отпила журбы, посмотрела на них критически, и решила подождать, пока они сами заговорят. Но они молчали. В конце концов она не выдержала.

— Ну и где же вы были все это время? — спросила она таким тоном, как будто ей это прекрасно известно, и даже объяснять ничего не надо, типа риторический совсем вопрос.

Брант промолчал, зато Нико, с набитым шавичами на меду ртом, изрек:

— В Стране Вантит. Как и собирались.

Рита нахмурилась. Сразу несколько событий и сообщений в ее памяти вдруг приобрели совершенно новый смысл.

Вантит? Какой еще Вантит. Вантит — просто болтовня. Но есть кое-что помимо Вантита.

Нико и Фрика? Великая Неприступница и этот — бродяга? Нет, не может быть. Хотя почему ж не может быть, ежели сама Рита приглашала его когда-то к себе в дом. И если Рита и этот бродяга — возможны, то почему бы не допустить, что и Фрика им заинтересовалась?

Но Брант, помогающий Нико, едущий с Нико в несуществующую страну, чтобы помочь в любовной афере? Брант — капризный, мрачноватый, ее сын, Брант… и вообще не может быть! Нет никакой Страны Вантит!

А если это не Нико, а именно Брант? А если небо зеленое а листья синие?

— И что же вы там делали? — спросила она безучастно.

— Что делают в Вантите? — также, как Рита, риторически спросил Нико. — Сражались с кентаврами, спорили с ведьмами и лешими, мочили дракона, с эльфами общались.

— И как там эльфы?

— Дрянь народ, — сказал Нико. — Тяжело настоящему ниверийцу среди эльфов.

— Ага, — сказала Рита. — А зачем?

— Нам нужно было развеяться, — объяснил Нико. — А то скучно сидеть на одном месте.

Помолчали.

— Брант, — сказала Рита. — Что это ты все молчишь? Хоть ты мне можешь ответить, где вы шлялись? Ну, хватит молчать.

— Я думаю, — откликнулся Брант.

— О чем же?

— О том, что такое власть.

Рита покачала головой и усмехнулась, и сразу поймала себя на том, что ведет себя как самая обыкновенная мать.

— И что же ты надумал?

— Власть есть возможность набить морду, — сообщил Брант. — Зависит от количества людей, которым можно набить морду. Чем больше количество, тем больше власть. Государственная власть есть возможность набить морду абсолютно всем.

— Логично, — согласилась Рита. — А какое это имеет отношение к тому, где вы были?

— Это ко всему имеет отношение, — сказал Брант. — А Вантит не хуже и не лучше других стран. Там несколько иная специфика социальных отношений, но, в общем, на основные правила поведения это не влияет. Власть есть насилие, если власть исходит от человека. Ты рабочим заплатила?

— Да.

— Инцидентов не было?

— Нет.

— Вот и хорошо.

Не может быть, подумала Рита. Не может быть. Нет такой страны — Вантит. Жила себе всю жизнь без материнской ответственности, горя не знала, но вот материнская ответственность на нее свалилась — а как быть матерью сына, которого не видела с семилетнего возраста, а теперь ему двадцать шесть — неизвестно.

Хорошо, допустим, что Вантит — сказки, но нет дыма без огня, и так далее. Кто-то сделался любовником Неприступницы и ездил по ее делам, куда-то. Может, в Беркли. И эти вот двое именно в это время неизвестно где пропадали. И толкуют про Вантит. Нет, все равно не может быть.

Она решила ничего больше не говорить, но наблюдать и слушать.

Будь Хок сейчас в Астафии, она могла бы расспросить его. Хок наверняка знает, что правда, а что нет, где заклятия, а где Вантит, что нужно Фалкону, и так далее. В тоже время Хок определенным образом относится к Бранту, а Брант к Хоку. Надо было сказать Хоку, что Брант — ее сын. Зачем было это скрывать? Хок — страшнейшая сволочь, но не болтун. И он бы наверняка понял ее. Ну, может быть, потребовал бы, чтобы она сама выпорола Бранта. А она бы и выпорола! Между прочим, и сейчас не мешает! Ишь, сидит, глендис жрет! Он, видите ли, ездит в неизвестные места по поручениям, путается с государственными особами (да? или нет?), ей ни о чем не докладывает, а живет в ее доме! Вместе с Нико, с которым ей даже переспать не пришлось, а теперь от него никакого толку, и, между прочим, все опять же из-за Бранта. Вон, пьет журбу с совершенно невозмутимым видом, да еще и философствует.

Но что же делать? Этот мерзавец, ее сын — мало ему было Хока, так он еще и Фалкона решил себе во враги зачислить. Все будет как по писаному — сперва Фалкон допросит Неприступницу сам, она, естественно, благородно откажется называть имя своего любовника, ибо самоотверженна и непреклонна, после чего Фалкон пошлет… ну вот хотя бы ее, Риту… в подвал к Неприступнице, со свидетелем. И после четверти часа пристрастия, Неприступница назовет имя.

Да еще и Храм — никто, естественно, не знает о ее, Риты, участии в финансовом аспекте ремонта, она умеет конспирироваться, но Бранта видели строители и знает в лицо Редо. В общем, Брант за весьма краткий срок пребывания в столице успел наделать дел — хватит на десять колесований!

В общей сложности часов тридцать, не больше, провели вместе мать и сын, но мать (с тревогой поняла Рита) уже готова отдать за него жизнь. Как все это неудобно и сложно.

После позднего завтрака Брант заставил Нико умыться и переодеться, а сам, взяв оставшуюся долю золотых, восемьсот монет, и выдав Нико десять, вышел в город.

Астафия показалась ему другой, изменившейся. На улицах чувствовалось непонятное напряжение, лица посуровели и помрачнели, и даже ссоры супружеских пар были какие-то несерьезные, будто мысли ссорившихся пребывали в другом совсем месте. У Кружевного Моста Брант остановился, пропуская троих летящих галопом всадников. На мгновение его глаза и глаза первого всадника встретились. Брант узнал Хока, а Хок узнал Бранта, но не остановился, очевидно, спешил по делу более важному, чем ссора с Брантом.