– Забавно, – пробормотал Вадим.

– Чего? – сейчас же вскинулась Юля.

– Когда-то здесь помещался Союз Писателей, – объяснил он. – Бедные воображенцы – тень сего монстра преследует их поныне. Или им самим любо топтаться на трупе врага?

Выбрав местечко поукромней, Вадим притулил там “бегунок”. (Хотя уже знал, что Юлька бросает машину где попало: а чего жалеть – не свое же?) Затем все трое сквозь прореху в ограде пробрались к укрытому за кустами подвальному входу и пыльными темными переходами, подсвечивая себе фонариками, проникли в сумеречные помещения оставленного здания. А там промахнуться было бы трудно, так как из распахнутых дверей бывшего актового зала доносился оживленный гул.

Конечно, Юля первой впорхнула на порог, эффектно помахав сразу всем тонкой загорелой рукой, – и приветствовали девочку с энтузиазмом. Но когда за ее спиной вырос Вадим, энтузиазм заметно спал, а от эстрады к нему протянулось с пяток настороженных, прощупывающих взглядов. Пришлось сначала пообщаться со здешними заправилами.

Юленька поручилась за новичка со всем пылом непорочной юности, поклялась, что знает его с рождения (своего, естественно), что он носил ее на руках и до сих пор носит, хотя реже. В общем, Вадим по себе знал, что отказать ей трудно, и забавно было наблюдать, как эти неглупые, в общем, ребята – некоторые уже с брюшком либо с лысиной, – распускали перед пигалицей хвосты. Конечно, Юльке это нравилось, но под прикрытием Вадимовых массивов ей наверняка было спокойнее – может, затем его сюда и позвали. Зато остальных его присутствие устраивало меньше, и Вадима всего искололи недовольными взглядами. Однако прямых наездов не случилось: грубая сила котировалась в любой компании, даже высоколобой.

А публика в зале собралась пестрая, как по виду, так по занятиям. Профессиональных сочинителей не наблюдалось (и что им тут делать?), зато прочие слои были представлены неплохо. Конечно, больше присутствовало спецов, самых разных профессий, но хватало и трудяг. Даже парочка блюстителей забрела, что вовсе странно. Впрочем, различать воображенцев по кастам оказалось не просто. Кастовые признаки в них едва проступали, словно сюда попадали только бракованные экземпляры. Как будто здесь подвернулась одна из отмелей, огибаемая потоком, на которую тот сбрасывал случайный мусор и накопившуюся пену. Даже в нарядах или прическах воображенцы позволяли себе лишнего, словно щеголяя друг перед другом свободомыслием, – не говоря о поведении. Пожалуй, они вполне могли бы выделиться в особую касту, дай им волю. Однако воли воображенцам как раз не давали, а наоборот, всяко подавляли. И кое-кого из них это даже устраивало. Еще неизвестно, как повернутся дела, когда “таланты и поклонники” наконец встретятся лицом к лицу, – многие ли будут востребованы? И на кого обижаться тогда?

Зато у воображенцев уже появились свои, пока не канонизированные, мученики. К примеру, одного из них, нервного позерствующего субъекта, куда-то там вызывали и о чем-то таком спрашивали. Вадим так и не понял, в чем, собственно, заключался героизм субъекта, однако гордился тот до сих пор, словно прошел через эшафот или, по меньшей мере, пытки.

Двух-трех воображенцев Вадим помнил еще по студии при тогдашнем СП, а с одним, Тигрием Низинцевым, был знаком довольно неплохо, в прежние времена натыкаясь на него почти на всех литературных тусовках, где бы они не собирались, либо в гостях у приятелей-литераторов – Тигрий обладал почти сверхестественной вездесущностью и, казалось, мог пребывать в нескольких местах сразу. Не виделись они с самого Отделения, и теперь Низинцев еще полысел и располнел, вполне реализовав задатки, подаваемые смолоду. Вообще же, в последние годы Вадим от этой публики отдалился, и потому, наверно, Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже не попытавшись, как раньше, обменяться новостями.

– Прошу внимания! – наконец произнес председатель, крупный флегматичный парень с русой шевелюрой, и гул стал стихать. – Всё, наговорились?.. Тогда начинаем. – Он помолчал, задумчиво озирая рассаживающихся семинаристов. Сложением и повадками председатель до изумления походил на системщика Гогу, только здешнего, славянского разлива. – Итак, все здесь… или почти все, – он задержал взгляд на Вадиме, – обладают качеством, предосудительным в нашем обществе, то есть фантазией. У кого больше, у кого меньше – не суть важно. К сожалению, в широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства. Подавляющее большинство уже не способно заглядывать в будущее дальше нескольких дней, а многие и вовсе живут сегодняшним. Положение катастрофическое, без преувеличения, и главная беда, что именно однодневки устраивают режим более других, а потому получают максимальное благоприятствование. Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть предержащих пока не хватает фантазии осознать, что одно из главных препятствий на пути к абсолюту – как раз фантазеры. И на этом противоречии, собственно говоря, мы паразитируем. Но если кто-то подскажет им и убедит? Наша группа существует не первый год, и пока мы больше играли в конспирацию, а немногие синяки, кои нам перепадали, – председатель кольнул “мученика” насмешливым взглядом, – если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы очень мило проводили здесь время, мило общались, всячески имитировали деятельность – а что на выходе? Мы создали закрытый от прочего мира клуб, и что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя, казалось бы, кому как ни нам понимать, куда это ведет?

Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены, однако не слишком многие, – и добавил обыденно:

– Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений?

– Минуточку! – подскочил с места субъект-мученик. – Сперва хотелось бы кое-что выяснить. – Он повернулся и уперся взглядом в Вадима. – Вот вы, собственно, кто? Да-да, вы!

“Псих!” – явственно буркнула Юля и показала субъекту язык. Для уверенности Вадим оглянулся, но вперились именно в него. Указующего перста не хватало.

– Собственно, я? – переспросил он, ощущая себя неуютно в перекрестии многих взглядов.

– Ну да! Кто вы? Почему здесь?

Нехотя Вадим поднялся, огляделся. Все, включая председателя, молча смотрели на него, ожидая ответа. Похоже, здесь не принято игнорировать вопросы, даже бестактные.

– Я предсказатель, – заявил Вадим не без вызова.

– Простите, кто?

– Предсказатель – либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции, прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий.

– Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются…

– У меня альтернативные модели. На все случаи.

Субъект озадаченно подергал себя за ухо и сказал:

– Предположим, что вы не врете. Но ведь вы не записываете свои предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это ведь не сочинительство!

– Зато я сочиняю песни.

– Господи! – испуганно вскричал субъект. – А это при чем?

– Я могу их спеть, – объяснил Вадим, – если снабдите инструментом. Или, по-вашему, сочинять музыку проще?