На Четвертую луну маленького принца доставили во Дворец. Он был крупнее, чем положено в его возрасте, и уже умел поворачиваться. Сходство было просто невероятное, не оставлявшее места для сомнений, но Государь, далекий от каких бы то ни было подозрений, лишь подумал: «Должно быть, совершенная красота делает людей похожими друг на друга». Нежность, с которой он ласкал ребенка, была поистине безмерна.

Государь до сих пор сожалел о том, что, страшась людского суда, не сделал своего любимого сына наследником. Видя, что, взрослея, Гэндзи превращается в мужа, которого достоинства заслуживают куда большей награды, чем звание простого подданного, он не переставал терзаться сознанием своей вины перед ним.

Но вот столь же яркое сияние было подарено миру особой, в родовитости которой никто не посмел бы усомниться. Государь обратил на маленького принца все попечения свои, лелея его, словно совершенной красоты жемчужину. Только принцесса Фудзицубо по-прежнему предавалась печали, и ничто не могло рассеять ее мрачных мыслей.

Когда господин Тюдзё по обыкновению своему явился в павильон Глициний, дабы участвовать в музицировании, Государь вышел к нему с принцем на руках.

– Много детей у меня, но лишь тебя с младенческих лет постоянно имел перед взором. Может быть, потому, что слишком живы еще воспоминания того времени, это дитя кажется мне удивительно похожим на тебя. Впрочем, наверное, младенцы все одинаковы, - сказал он Гэндзи, любуясь маленьким сыном.

Господин Тюдзё почувствовал, как лицо его заливается краской. Страх, стыд, радость, умиление - самые противоречивые чувства переполнили его сердце, и слезы навернулись на глазах. Маленький принц что-то лепетал, и его улыбающееся личико было так прекрасно, что страшно становилось за его судьбу. «Если я и в самом деле похож на него, должно мне беречь себя», - подумал Гэндзи не без некоторого самодовольства.

Слова Государя повергли обитательницу павильона Глициний в такое смятение, что пот заструился по ее лицу. Гэндзи же, не в силах справиться с волнением, вскоре покинул Дворец.

Вернувшись в дом на Второй линии, он лег, подумав: «Немного успокоюсь и отправлюсь к министру».

В саду среди густой зелени уже сверкали яркие венчики «вечного лета». Сорвав цветок, Гэндзи послал его Омёбу, скорее всего сопроводив весьма пространным посланием:

«Вот цветы расцветут…» (57) - мнилось мне, но, увы, безотраден мир».

Видимо, письмо принесли в удачный миг; во всяком случае, Омёбу показала его своей госпоже.

– Хоть одну пылинку - на лепестки (12), - просила она, и Фудзицубо, которой было в тот день как-то особенно грустно, ответила:

Она начертала эту песню еле видными знаками, продолжать же не стала, а Омёбу, обрадовавшись, отнесла письмо Гэндзи, который лежал, погруженный в невеселые думы: «Наверное, ответа, как обычно, не будет…» При виде Омёбу сердце его забилось от несказанной радости, из глаз покатились слезы.

Рассудив, что, лежа вот так, в праздности, он все равно не сможет справиться с тоской, Гэндзи по обыкновению своему отправился искать утешения в Западный флигель. Он был очень хорош в небрежно наброшенном на плечи нижнем платье, с чуть растрепанными на висках волосами. Негромко наигрывая на флейте, он заглянул в покои: юная госпожа, очаровательная, словно тот самый омытый росою цветок гвоздики, сидела, прислонившись к скамеечке-подлокотнику. Всегда такая ласковая, сегодня она и не взглянула на Гэндзи, как видно обиженная тем, что, вернувшись, он сразу же не зашел к ней.

Расположившись у порога, Гэндзи зовет:

– Идите же сюда!
– Но девочка даже не поворачивает головы.

– «Прилив начался…» (58) - произносит она, пленительно-изящным движением прикрывая лицо рукавом.

– О, как дурно! Неужели вы уже научились обижаться! Я просто не хочу «слишком быстро наскучить…» (59) - пеняет ей Гэндзи, затем, подозвав слугу, велит принести кото и просит ее поиграть.

– К сожалению, при игре на кото «со» всегда приходится помнить, что последняя тонкая струна не отличается прочностью [15] , - говорит он и настраивает кото в более низкой тональности «хёдзё».

Затем, проиграв для пробы короткую мелодию, подвигает кото к юной госпоже, и она, не в силах более обижаться, играет, причем весьма умело. Она еще слишком мала и с трудом дотягивается до струн, но ее пальчики прижимают их с таким изяществом, что Гэндзи не может сдержать восхищения. Взяв флейту, он обучает ее разным мелодиям, и даже самые сложные из них смышленая ученица запоминает с первого раза. «Вот и сбываются чаяния», - думает Гэндзи, радуясь, что его прелестная воспитанница обнаруживает столь несомненные дарования.