–  Кажется, Андрей?

–  Он самый. Вы один. Тогда присоединяйтесь к нам, у нас купе в этом же вагоне.

–  Если это удобно.

–  Какой разговор? Землякам всегда рады.

Прихватив бутылочку коньяка, припасенную на всякий пожарный, я отправился к ним. Четверо стриженых и крутоплечих мужиков крепко, судя

по "закуси" и бутылкам на столике, гуляли. "Уж не к "браткам" ли попал?" - мелькнула мысль.

Пожали друг другу руки. Андрей представил меня. Они буркнули под нос

свои имена, которые я так и не разобрал. Тот, что в безрукавой тельняшке и накачанный, как Сталлоне, пытался мне что-то сказать, показывая на стол, но не смог, получилось сплошное, не закончившееся ничем заикание.

–  Он говорит: угощайтесь, чем Бог послал, - перевел Андрей. Заика радостно закивал. Мы выпили, закусили.

–  Что с ним?
– спросил я.

–  Контузия. Я удивился:

–  Где это так угораздило?

–  В Чечне, - сказал Андрей и поднял стакан.
– Давайте, парни, выпьем за то, чтоб они сдохли!

Мы выпили. Я спросил запоздало:

–  Ты о ком, Андрюша? Кто должен сдохнуть?

–  Красивые девушки, - засмеялся тот.
– Была одна старая книжка, автора не помню, там, на южном море, у довоенных еще мальчишек был такой тост: "За красивых девушек, чтоб они сдохли".

–  Красивыми женщинами вымощена дорога в ад, - сказал черноусый верзила, показывая на заику.
– У него слишком красивая была - не дождалась, собака, пока он по госпиталям валялся.

Заика что-то добавил на непонятном своем языке. Лысый рыжий очкарик вдруг промычал:

–  Сволочи!

–  Так их, Коля, баб продажных.

–  Да нет. Начальнички наши свиньи, вот кто! Напьюсь, блин, и пошли они все на хер! Наливай, майор.

Андрей потянул меня покурить, мы вышли в тамбур. Не простыть бы разгоряченным: хотя еще начало ноября, а морозит уже крепко к ночи.

–  Вы кто?
– спросил я Андрея, прикуривая.
– Омоновцы?

–  Берите выше, - усмехнулся он.
– Ладно, от вас ничего не скроешь - все равно, если приспичит, от общих знакомых узнаете. Из конторы мы.

–  Какой такой конторы?

–  Глубокого бурения.

–  А, понял, - догадался наконец я.
– А сейчас куда?

–  В санаторий. На реабилитацию. После Грозного.

–  Крепко досталось?

–  Не то слово. Мы сутки отстреливались в Доме правительства до последнего патрона, а подмоги все не было. Ладно, хватит об этом. Николаю сейчас хуже всех.

–  Почему?

–  С нами в том бою его не было. Он выполнял какое-то особое задание - шел в одиночку через всю Чечню. Попал в переделку. Вырвался. Выпрыгнул в окно из горящего дома, но без энной суммы казенных денег. Сгорел в пожаре бумажник вместе с бушлатом. Вот и клянет теперь генерала.

–  За что?

–  Разорался генерал, когда вернулись. Разгильдяем обозвал, на счет велел поставить. А какая у нас зарплата? У него трое по лавкам, жена больная. Генерала бы самого туда! Сволочь!

Мы пили всю ночь. Пели. Играли в карты. Черноусый великан плакал.

–  Я напишу про вас, ребята, - обещал я.
– Вернетесь, встретимся еще и напишу.

–  Напиши, Михалыч, - обнимал меня Гришаня-майор. Заика радостно кивал.

Через полтора месяца я позвонил Андрею домой.

–  Никаких писаний, - сказал он.
– И, пожалуйста, забудьте, о чем мы тогда говорили.

"Интересно, - думал я теперь, пытаясь уснуть, - как бы они себя вели, если бы поручили им с нами работать? А может, их никого в "конторе" уже и нет? Хотя какая тебе разница: бывших чекистов не бывает - они или есть, или их нет".

3 марта.

Позвонил дознавателю, майору Петровичу.

–  Мы не нашли оснований, - сказал он, - для возбуждения уголовного дела. Но последнее слово за прокуратурой.

Хороший день. Вот и маму сегодня выписывают - она освоила костыли, чему по-детски радуется. А солнце, какое сегодня огромное солнце! Совсем уже весеннее солнышко.

6 марта.

Давно я не видел Рому Осетрова таким возбужденным:

–  Убили Тунгуса. Расстреляли из автомата, когда он выходил из казино.

–  Версии есть?

–  Основная - передел криминального рынка, будто бы заказали казанские. Но знакомые сыщики настроены на этот счет скептически - убийство, считают они, так и останется нераскрытым.

–  Собери все, что есть, и в номер на первую полосу, - распорядился я.

Когда Рома вышел, я посмотрел на стул, на котором еще недавно сидел Тунгус. Закрыл глаза и увидел его: белая рубашка без галстука, дорогой шевиотовый костюм, широкое монгольское лицо, скрытая сила в каждом движении.