Шрифт:
– Успокойся, мне ничего не грозит. Я прохожу лишь свидетелем. А вот ребят вытаскивать надо.
– Вытаскивай, сын, вытаскивай, у них ведь тоже матери есть.
– Адвокат говорит, что дело выигрышное. Вот только бы судья человеком оказался.
– Я буду молиться.
– А ты умеешь?
– Научилась с вами, - она улыбнулась, снова став прежней.
– Вы о чем?
– проснулся отец.
– Уже уходишь? "Совраску" в следующий раз не забудь. Слышишь?
– Надоел всем со своей "Совраской", - вздохнула мама.
– Ну иди, сын, с Богом.
* * *
Ночью мне снилась зона. Та самая, которую я посетил шесть лет назад, отыскивая в тайне от всех место своего рождения. Она тогда уже не была действующей, здесь находились какие-то склады, поэтому и сторожевые вышки, и колючка присутствовали. Сохранилось и низкое грязно-серое северное небо, по которому ветер точно так же гнал рваные обрывки туч.
– Больничка стояла вот здесь, - сопровождавший меня майор внутренней службы показал на заросший бурьяном пустырь.
– Но она сгорела еще в восьмидесятых.
Теперь, во сне, майор превратился почему-то в женщину-врача, осужденную по "ленинградскому делу". "В блокаду, - утешала она молодую черноволосую женщину с младенцем на руках, - дети умирали последними. Мы, взрослые, еще живы, значит, есть надежда… " "Надежда питается людьми", - прохрипел подполковник Немцов, бережно заворачивая в носовой платок свой, оказавшийся стеклянным, косой глаз.
– Нет!
– простонал я, проснувшись в липком поту.
* Газета "Советская Россия".
3 июня.
Интересно девки пляшут: всё с точностью до наоборот. Потерпевший, а им оказался "суперагент", сидел в железной клетке. Подсудимые - Рома Осетров, Бухавец и капитан-мент - свободно расположились на скамье напротив судьи. Бухавец пытался даже изобразить вальяжность, сложив на груди руки и откинув небрежно голову.
Судья меня уже допросил, задали мне вопросы гособвинитель - пухлая блондинка с двумя большими звездами на погонах синего прокурорского мундира, адвокаты.
– Потерпевший, - обратился судья к наркодилеру, - у вас есть вопросы к свидетелю?
"Суперагент" встал, бросил на меня быстрый, полный ненависти взгляд жгуче-черных глаз. Но, справившись со злобой, спросил вполне пристойно:
– Скажите, господин редактор, вы думали, когда публиковали статью, о моей жене, о моих детях?
"О ком это он?
– мелькнуло у меня в голове.
– Ну и наглец! Ведь известно, что семья у него несколько лет, как в Израиле, в собственном доме на берегу моря".
Меня взяло зло:
– Нет, не думал. А вы думали о наших женах, наших матерях, когда отравляли наших детей наркотиками?!
Меня понесло, я уже не думал, где нахожусь и что за всем этим может последовать.
– Ответ понятен, можете не продолжать, - сердито прервал меня судья и, снизив голос, ворчливо добавил: - Вам, журналистам, только дай волю, любого заговорите.
"Они же заодно!" - обожгла догадка; все внутри сразу опустилось, ноги стали ватными. А судья между тем продолжил:
– В связи с этим у меня к вам, свидетель, еще вопрос. Если бы все повторилось сначала, вы бы сейчас опубликовали эту статью?
– Опубликовал бы. Безусловно.
– Это ваша позиция?
– Да.
Я заметил одобрительную улыбку Юрия Карловича. А вот Осетров с Бу-хавцом удивленно переглянулись: ведь вскоре после обыска не кто иной, как я, в сердцах бросил: "Знал бы, во что выльется, не стал бы печатать". Я перевел взгляд на прокуроршу, она плотоядно улыбалась: попался, мол, голубчик!
– Все, вопросов больше нет, вы свободны, свидетель, - объявил судья.
Я вышел. В полутемном коридоре жались к стенам, ожидая вызова, другие свидетели, в сторонке, у окна, я заметил Немцова, нервно беседующего с двумя парнями в штатском. Увидев меня, он отвернулся, парни, напротив, с недобрым прищуром уставились на меня.
Подмигнув им, я вышел на улицу. Вдоль здания областного суда вытянулась цепочка пикетчиков. В руках у них транспаранты: "Свободу Осетро-ву и Бухавцу!", "Судья, не бойся ФСБ!", "Руки прочь от независимой прессы!" Пробежал взглядом по лицам пикетчиков: большей частью наши, вся редакция вышла в полном составе, хотя я никого не неволил, никому не приказывал, просто сказал, что возражать не буду, если кто захочет поддержать в пикете своих товарищей. Захотели не только наши, редакционные, пришли авторы, друзья газеты и просто читатели. Вот и кудлатый полуседой поэт с внешностью Максимилиана Волошина собрал возле себя почитательниц своего таланта. "Только бы не начал орать стихи, - со страхом подумал я.
– С него будет".