Шрифт:
Эта боль - от сердца!
– От всех моих падений и докук.
Болят у мамы руки, но младенца того - она не выпустит их рук.
ОТЕЧЕСТВО
Получил я письмо от конторы какой-то - напиться захотелось: чуть было всю душу не выела горечь. Вроде что тут такого?
– Чиновные - скучные - лица обратились ко мне: "Уважаемый Юрий Петрович!.."
Неужели. старею?
"Петрович!" - зовёт в домино поиграть во дворе чистокровный бухгалтер Абрамыч.
Что ж теперь - о здоровье заботиться, мол, не одно, так другое, печально глотая снотворное на ночь?
Но - подумал: неужто бесчувственным, словно броня, стал я, дурень, от жизни-жестянки (местами - убойной)? Нет!
– По отчеству пусть называют почаще меня: в нём живёт мой отец! Мы по-прежнему вместе, родной мой!
Да, слегка полинял я, дыхалка - не та, и давно
не влюблялся (что - хуже), седею. Подумаешь, "драма"!
…И кричу из окна я: "Абрамыч, бросай домино, заходи помянуть - по-соседски - Петра и. Абрама".
* * *
Даже не думал ещё: "А много ли надо для счастья, чтобы исчезла бесследно срывов моих череда?.. "
"С Богом, сынок, иди, с Богом, сынок, возвращайся!" -
каждое утро мама мне говорит, когда
я ухожу на работу - буднично и торопливо,
или туда, где просто ждут не дождутся меня.
Сердцем вбираю капли утреннего прилива
света небесного, веры в небыстротечность
дня.
Знаю - пройдёт он быстро,
что до минуты роздан
будет хорошим людям,
да только не хватит на
всех,
что не радует.
Если я возвращаюсь поздно, свет пропекает до сердца - из маминого окна.
Ну а какого такого ещё-то мне надобно счастья…
Ночные светила не дышат
под гнётом небесного льда.
"С Богом, сынок, иди, с Богом, сынок, возвращайся." С Богом.
Конечно, родная.
А без тебя мне - куда?..
РОМАН СОЛНЦЕВ ДВА РАССКАЗА
МИХАИЛ, КОТОРЫЙ ЖДЁТ
1
В этом селе давно нет электричества. Здесь осталось всего семь живых изб. Остальные - их с десяток - заколочены, одна изба на холме зияет насквозь выбитыми окнами и вырванной дверью - в позапрошлую весну голодный медведь нахулиганил, заходил, искал еду.
Его потом геологи, проезжавшие на старом бэтээре, пристрелили…
Перед зимою трое старух из своих избенок перебрались в избу побольше к Алле Митрофановне, грузной и доброй старухе, страдающей ногами. Время от времени бабки расходятся по своим халупам, идут, спотыкаясь, пона-ведать, да кто туда сунется? Вокруг безлюдье.
Навестят хозяюшки свои осевшие хоромы, заберут из сеней три-четыре полена и понесут Алле - они же в долю вошли, зима грозной может оказаться, вот уж две зимы подряд кисельные, это не к добру, придется, верно, печь топить со светла до светла…
Но пока что тепло, выпал снег и растаял, даже цветистым паром изошел… на смородине почки новые набухли…
– Наверное, правду говорят по радио, - отчаянно объявляет одна из трех перехожих, Клавдия Петровна, - скоро конец света!
Краснолицая, с носом-бульбой, с плечами-шарнирами, некогда певунья
СОЛНЦЕВ Роман Харисович (1939-2007) родился в с. Кузкеево (Прикамье). В 1962 году окончил физмат Казанского университета и в 1973 году - Высшие литературные курсы в Москве. Работал физиком, радиометристом в геологических партиях, учителем в школе. Автор около двух десятков книг стихов и прозы. Пьесы ставились в театрах Москвы, Ленинграда, Львова, Красноярска
и плясунья, в леспромхозе работавшая учетчицей, ныне движется с палкой, давление замучило.
– Ты преувеличиваешь, радио во все времена занималось пропагандой, - туманно возражает другая бабуля, Ольга Афанасьевна. Строгого, постного вида, с тонкими губками, она когда-то, говорят, была первая красавица. Из-за нее будто бы какой-то начальник партбилета лишился, а потом, крепко запив, утопился в реке в самый ледоход - нырнул рыбкой под льдину.
Третья же бабка, маленькая, как девчонка, Нина Тихоновна, все время, слушая своих подруг, то ли смеется, то ли плачет, не поймешь, голосок тоненький…
– О чем вы спорите? Давайте поговорим о любви… - и снова хихикает.
"Гостиница" Аллы Митрофановны стоит в центре села, рядом со сгоревшим магазином (от него лишь кирпичный черный фундамент сохранился). Окна у Аллы Митрофановны чистые, наличники с узорами по краю вроде птичьих хвостов, крашены голубой краской, крыша железом крыта красным, ворота и калитка не падают, во дворе мотает головой корова Нюра, единственная на все село, мычит и жует комбикорм.
Сама Алла Митрофановна говорит весьма негромко, значительным баском. Скажет фразу, улыбнется и некоторое мгновение молчит, словно ждет, оценил ли собеседник всю глубину ее слов, или нет. Она когда-то была женой председателя лесхоза, председатель давно помер, еще до того, как распался СССР и все колхозы-лесхозы с молотка пустили…