–  Вы не явились сегодня в назначенное время на допрос к следователю. Мы вынуждены взять с вас подписку о невыезде.

–  С какой стати, я что, подследственный?

–  Пока свидетель. Но это ничего для нас не меняет. Вы саботируете, затягиваете следствие.

–  Ужас какой! Да вы, подполковник, просто неграмотны. Что заканчивали? Школу милиции?

Немцов побледнел, сделал шаг вперед.

–  Отставить!
– приказал ему молчавший до сих пор человек в штатском.
– Возвращайтесь, Петр Николаевич, в машину.

Немцов, фыркая и распинывая снег, пошел к "Волге". Незнакомец, франтоватый и довольно еще молодой черноглазый крепыш, мягко взял меня под руку.

–  Разрешите представиться, - сказал он, в старомодном кивке склонив голову, - полковник Осипович. Алексей Михайлович. Заместитель начальника регионального управления ФСБ.

–  Чего изволите?
– ответил я ему в тон.

–  Я понимаю, у вас с родителями проблемы, но поймите и нас - мы же на службе, есть порядок, закон.

–  В доброго и злого следователей играете, господин полковник?

–  Товарищ полковник, - поправил он меня.
– И не надо иронизировать - это же примитив. И давайте сменим тон - мы же с вами достаточно умные и интеллигентные люди.

–  Интеллигентные? Я, к вашему сведению, иногда и матюгаюсь.

–  Я тоже. Но что это меняет? Мы - интеллектуалы и можем говорить на одном языке.

–  С этим контуженым - тоже?
– показал я на "Волгу", в которой скрылся подполковник Немцов.

–  А он и на самом деле контуженый. В Афгане.

–  Зачем с такими работаете? Дров ведь наломают, людей покалечат…

–  Есть другие? Профессионалов почти всех разогнали. К чему, к слову сказать, и вы, журналисты, вместе с демократами руки приложили. Кого в отставку раньше срока отправили, кто в бизнес от безденежья подался…

–  А кто к бандитам…

–  Не без того. Но времена меняются. Скоро, совсем скоро вы нас не узнаете…

"Вернее, узнаем", - устало подумал я. Меня уже достала вся эта трагикомедия. Да и замерз изрядно на ветру. Хотя крещенские морозы давно сгинули, но здесь, возле дома, сквозит, словно в аэродинамической трубе. Понатыкали многоэтажек как попало - вот и дует со всех сторон.

–  Вижу - замерзли. А посему закругляемся, - сказал полковник.
– Я ведь вам вот что должен был сказать: завтра с вами хотел бы встретиться наш генерал. Есть у него желание познакомиться и кое о чем поговорить.

–  Завтра не смогу. С утра мамой займусь, а вечером даю прием по случаю юбилея газеты. Так что не обессудьте.

–  Знаю. Обождите минуту.
– Полковник достал мобильник, отошел на несколько шагов и, перекинувшись с кем-то парой фраз, вернулся.
– Хорошо, Сергей Михайлович, мы ждем вас в управлении послезавтра. В восемнадцать часов. До встречи.

Он протянул мне руку. Я вяло пожал ее. Но когда стряхивал перед дверью снег с шапки и куртки, а за спиной взревел мотор, оборачиваться я не стал. "Никогда не оборачивайся", - учил меня, молодого, в армии один "старик", когда мы с ним ходили в самоволку. Нам попался тогда навстречу патруль, мы отдали честь офицеру, нас не остановили. Мой спутник больно сжал мне руку: "Обернешься - заметут!"

30 января (ночь).

Уже далеко за полночь, а сна нет. Не идет. Жена пригрозила накапать валерьянки. "Лучше себе накапай", - нагрубил я ей и пошлепал на кухню, прихватив по дороге хранившуюся для гостей пачку "Мальборо".

Вытащил сигарету, понюхал. Вспомнил недавний сон. Будто бы перед следователем, молодым конопатым капитаном, лежит вот такая же пачка "Мальборо". Я ем ее глазами. Следователь ловит мой взгляд:

–  Я бы мог угостить вас, если…

–  Если подпишусь, что работаю на китайскую разведку.

–  Так точно.

Я киваю в знак согласия. Конопатый выщелкивает из пачки сигарету, прикурив, сует мне ее в рот. Все, как в кино.

–  Снимите, - показываю я взглядом на руки, закованные в наручники.

–  Обойдетесь!
– говорит капитан и выдергивает у меня изо рта сигарету. Но я уже успел затянуться, и сладкая истома идет по всему телу. "Ах, как кружится голова", - пою я и падаю грудью на стол, захлебнувшись в кашле.

…От него же и проснулся. Весь в поту, во рту вкус крови: "Это надо же, шесть лет как бросил, а все снится".

Бросал тяжело. Закон маятника: как курил без удержу, по три-четыре пачки в сутки, так и отвыкал на пределе человеческих сил. Месяца три ломало и трясло. Любой посторонний звук, любое безобидное слово могли вызвать приступ бешенства. На стену лез, скольких людей обидел. И теперь снова? Нет, нет, только не это! Стоило ли так мучиться, чтобы вновь задыхаться от кашля, харкать кровью? Не дождетесь! Пачка "Мальборо" полетела в мусорное ведро. Все, хватит об этом, вот только как дотянуть до утра без сна?