Еще при подъезде к Таганке Михаилу вспомнился сентябрь прошлого года, вспомнились слова старичка, объяснявшего ему, как добраться до новой квартиры Кашинского: «Там новая тюрьма построена. Вот вы на нее путь-то и держите…» Не знал он тогда, шагая мимо этой тюрьмы, что именно в ней ему придется оказаться через каких-то восемь месяцев…

В этот же день прокурором Московской судебной палаты Акимовым был отправлен рапорт на имя министра юстиции о том, что «начато формальное дознание о технологе Михаиле Иванове Брусневе, сыне капитана Михаиле Михайлове Егупове, студенте Московского университета Иване Антонове Квятковском, технологе Иване Павлове и жене его Анне Федоровой Епифановых, обвиняемых в преступлении, предусмотренном 250 ст. Уложения о наказаниях…».

В рапорте сообщалось:

Спустя два дня, на очередном допросе Егупова, подполковник Дьяков заговорил с ним об этом письме:

— При аресте вашего товарища Петра Моисеева Кашинского было при нем обнаружено письмо, подписанное инициалами «М. М. Ег.». Нетрудно определить, что письмо это было писано вами. В этом письме вы просите своего знакомого, имя и фамилия которого не названы, оказать содействие подателю сего письма, поясняя, что этот податель должен «обнюхать все, что ему нужно, и не только ознакомиться с тактикой и выдержкой людей, считающих себя готовыми, но и с группами, если они серьезны, а не московские болтуны…». Затем вы пишете: «Новинок у нас вдоволь. Для вас была припасена полная библиотечка, именно та, которую вы просили. Жду вас после ваших экзаменов. Сообщите Борзому, что на пасхе был у нас Земец из его Палестин и увез библиотеку на сорок рублей…»

Оторвавшись от чтения, подполковник устремил на Егупова свой допытливый жандармский взгляд:

— Нуте-с… Объясните, истолкуйте это письмецо… Авторство свое вы, по крайней мере, не отрицаете?

— Писал я…

— Вот и прекрасно! Итак, жду объяснений… Прежде всего: кому написано письмо?..

— Написано оно лицу, с которым я познакомился в складе Калмыковой… вернее, в книжном магазине «Посредник», где он покупал книги, сказав мне, что думает еще купить рублей на сорок. Он спросил: не могу ли я ему указать лицо где-нибудь в южном городе, чтоб узнать через него, как обстоят дела со школьными библиотеками на юге. Я оставил у себя его петербургский адрес и потом написал к нему: мол, в Харькове есть у меня подходящий человек, но знаю только его имя и фамилию, адреса же не знаю…

— Почему столь конспиративно написано ваше письмо?

— «Конспиративно»?.. Я не думаю, что это именно так… Я просто подражал эффектам… Не более…

— Допустим. Назовите имя, фамилию этого лица… Адрес…

— Этого я теперь не помню. Могу лишь сказать, человек этот попросил меня на всякий случай дать ему письмо: мол, он в Харькове, через своих знакомых, учителей, сможет найти того человека, с которым я тоже познакомился, кстати, случайно… Знаю лишь, что он учитель.

— Любопытно у вас получается: пишете такие таинственные письма, а не помните даже имен… Как можно поверить в такое, если письмо ваше даже начинается вон как: «Удивляюсь, почему вы не приезжали, между тем о важности этой поездки я вам достаточно намекал…» Тут не пахнет случайным одноразовым знакомством!..

— Дело в том, что из Харькова в Москву приезжал знакомый этого человека, он мне, при случайной встрече, говорил: мол, тот думает опять побывать в Москве, чтоб сходить в склад «Посредника». Вот я и передал ему, чтаэто действительно важно, поскольку поступило много новинок…

— Но вот эту-то строчку как вы объясните: «Сообщите Борзому, что на пасхе был у нас Земец из его Палестин и увез библиотечку на сорок рублей»?.. Как этополучается: человека, к которому пишете, не знаете, а поминаете каких-то общих знакомых, причем называете их по кличкам, что доказывает ваши более чем близкие отношения?..

— Этот Борзой — тоже знакомый моего петербургского знакомого, который увез книги «Посредника». Я и сам не знаю, что это за Борзой, то есть прозвище это или фамилия…

— Ну а Земец?..

— Земец назван мною так потому, что мы с ним много говорили о земстве. Этого Земца я видел только один раз, в конце пасхи, и раньше не знал. Он приходил ко мне на квартиру от петербургского знакомого…

— Феноменальный случай! — не сдержавшись, воскликнул подполковник. — Сплошь у вас — одни неизвестные вам лица!.. Ну а как вы объясните все-таки эти слова: «обнюхать все, что ему нужно, и не только ознакомиться с тактикой и выдержкой людей, считающвх себя готовыми, но и с группами, если они серьезны, а ке московские болтуны»?..

— Я уже сказал, что писал это, подражая эффектам… — сказал Егупов, бледнея от напряжения. — Между тем речь идет всего лишь о людях, занимающихся школьными библиотеками…

Подполковник покачал головой, бросив выразительный взгляд в сторону товарища прокурора Стремоухова:

— Неужели в таком простом деле, как школьные библиотеки, нужна какая-то тактика и выдержка?! Неужели тут все так сложно, что человеку, занимающемуся этим, нужна какая-то особенная готовность; неужели, наконец, тут может идти речь о каких-то группах?..

— Библиотечное дело — не такое уж простое, как может показаться неосведомленному человеку. Тут нужны и тактика, и выдержка, и готовность, и в одиночку в этом деле не всегда можно рассчитывать на успех…

Егупов приободрился вдруг, почувствовав чуть ли не прилив вдохновения: так ловко он находил ответы даже там, где ответить как будто было и невозможно! Ловко он придумал эту легенду о школьных библиотеках!..

11 мая Бердяев пригласил к себе в кабинет своего помощника подполковника Иванова.