— Да, эта книга взята мною у студента Кашинского, с которым я знаком, — быстро сказал Михаил.

— Сразу бы так! — поощряюще кивнул подполковник. — А не потрудитесь разъяснить характер ваших с ним отношений?..

— Этого я делать пе буду.

— М-да… — подполковник усмехнулся. — Что значит «не буду»?! Придется! Преступные связи меж вами подтверждают неопровержимые улики! Вот эти два листка, например, содержащие весьма любопытную программу, найдены были тоже у вас. Начинается она вот с каких слов: «Да здравствует всеобщий союз социалистов!..» Написана программа рукой все того же Кашинского. Это признано экспертами!.. Каким образом она оказалась у вас?

— На этот вопрос я отвечать не желаю.

— М-да… Вы, смотрю, не поняли моих добрых пожеланий… Я ведь как будто советовал вам не усугублять своего положения, весьма сложного положения! Ведь одна вот эта тетрадочка — весьма серьезная улика! — подполковник взял за уголок тетрадь, содержащую «программу обучения пропагандистов-рабочих», покачал ею над столом, как бы на вес определяя то, что было в ней крамольного. Ваши «не желаю» — бессмысленны! Все будет распутано. Не сомневайтесь! Так что они лишь удлиняют следствие… — Отложив тетрадь в сторону, подполковник пододвинул к себе небольшой листок бумаги, в котором Михаил сразу же узнал «план», набросанный им накануне несостоявшейся поездки в Петербург.

— В вашей переписке есть вот этот лоскуток бумаги с латинскими буквами, представляющими собою условный текст. Что это?

— Не знаю… не припоминаю… — Михаил с деланным равнодушием пожал плечами.

— Ну что ж… Зная, что вы мне ответите, я сумел расшифровать ее. Вот что в ней: «Мои обязанности в Петербурге. Для книг адрес. Голод и мужик. Агентура для книг. Общие деньги… Адрес П. П. — угол Колокольной и Поварского переулка, 12/17 I, с Поварской, со двора…»

Не дочитав, подполковник глянул на Михаила:

— Ну как? Продолжать?

— Не надо, не трудитесь…

— Вами написана эта записка? И верно ли она расшифрована?

— Написано мной. Расшифровано верно. Но давать какие-либо пояснения по этой записке отказываюсь.

— Вот как! — Подполковник в деланном недоумения вскинул брови, пододвигая к себе новые листы. — В числе бумаг, отобранных у вас, оказались и вот эти письма условного содержания за подписью «Валериан», присланные из Петербурга, в которых, между прочим, упоминается имя «Николая Павловича». Не потрудитесь объяснить, что это за личности?

— Нет. Не помню.

— Ну что ж… Нам не составит труда сделать запрос, и «запамятованные» вами «Валериан» и «Николай Павлович» будут возвращены вашей худой памяти! Благо у нас и адресочки есть… Как конспиратор вы действовали не лучшим образом, благодаря чему следствие теперь располагает многими адресами и фамилиями, которые вам, само собой, хотелось бы скрыть… — подполковник усмехнулся. — Разумеется, вы «не помните» и еще одного вашего знакомого — Цивиньского, письма которого также обнаружены у вас.

— Отчего же? Помню. Учились вместе…

— И не более того?

— Не более того…

— Проверим и сие! Вот и его адресок: угол Невского проспекта и Екатерининской улицы, дом Ушакова, квартира пятидесятая… Все сами же и сберегли для нас, а теперь упорствуете. Впустую… А вот-с письмецо из-за границы, от 15 апреля сего года… Начинается такими словами: «Вчера получил Ваше письмо…» Пишет Роберт Классон… Товарищ по институту, стало быть…. Сподвижник, так сказать… За границу сбежал от возмездия. Кстати, он тут упоминает еще одного вашего приятеля — Балдина, называя его «Алекс. Ник.». — Подполковник взял новое письмо. — А сие письмецо — от самого Балдина, из Тифлиса, от 13 апреля сего года. Подпись — «А. Б.». Этот ваш «А. Б.» привлекался в прошлом году в Петербурге к дознанию по обвинению в преступной переписке с проживающими: за границей революционными деятелями. Подвергнут был в начале позапрошлой осени тюремному заключению, в марте освобожден и выехал на жительство в Тифлис, с подчинением гласному надзору!.. М-да-с… — Ловкие пальцы подполковника развернули новый лист. — А это… это письмецо — от Леонида Красина, в апреле прошлого года исключенного из вашего института и поселившегося в Нижнем… Прелюбопытнейшая коллекция, скажу я вам. От каждого вашего приятеля одинаково пахнет… Как говорится, «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты сам»… А вот — фотографические карточки этих самых ваших приятелей, подаренные вам ими. — Подполковник хмыкнул. — Что-то уж слишком однообразны они в своих надписях. Видимо, сказывается общий стереотип мышления… «Оглянемся на Запад и встретимся на Востоке». Это — Красин. «Оберните взор па Запад: солнце, вопреки законам астрономии, взойдет с Запада. Видна заря!..» Это — Классом…

Подполковник вновь откинулся на спинку стула, с иадкупающе-простодушной улыбкой посмотрел на Михаила:

— Я нарочно сейчас продемонстрировал, так сказать, чем мы располагаем… И это — далеко не все. Сами видите, сколько в наших руках «ниточек», и каждая ведет к конкретным личностям… Было бы лучше — прежде всегo для вас, для вас, Бруснев! — если бы вы, не затягивая следствия, дали откровенные показания. Еще раз говорю вам об этом!..

— Moгy вас порадовать, Бруснев, — с таких слов начал новый допрос через несколько дией подполковник Иванов. — Санкт-петербургским градоначальником установлено, что автором означенных писем является незаконнорожденный сын дворянки Валериан Александров, по ремеселу типографский наборщик и переплетчик, и что имя «Николай Павлович» относится к студенту Петербургского лесного института Сивохину. У обоих были проведены обыски, по результатам которых оба оказались арестованными… Вот видите: я обещал вам разузнать об этих «забытых» вами людях и слово свое сдержал! Уж такая у нас должность: мы ничего не должны забывать! Это ваше дело— «забыл» да «не помню», а наша память ничего ронять и терять не должна! Тут, — подполковник постучал согнутым указательным пальцем по скошенному назад лбу, — тут должно быть все в порядке!.. Подполковник не случайно не назвал Цивиньскою: арестовать его не удалось, тот успел скрыться.