Он поднял фонарь, хлопнул дверью и вышел. Вслед за этим послышался звук запираемого замка. Роза бросилась на кровать рядом со своим ребенком и зарыдала.

— Несчастное мое дитя, — проговорила она надломленным голосом. — Зачем должно ты страдать за грех своих родителей? Тебя хотят убить, раздавить, как червяка, когда ты совершенно невинно, когда ты имеешь право на жизнь. Твой отец… О, этот христианин, отвергший тебя еще тогда, когда ты был в утробе матери. Граф Сандор Батьяни! Настанет день, когда Бог потребует у тебя отчета как за твоего ребенка, так и за меня, доверившуюся тебе.

Роза склонила голову на грудь, устало закрыла глаза и уснула.

Сзади нее что-то зашевелилось. Из угла блеснул яркий свет. Это был свет потайного фонаря, направленный прямо на постель несчастной женщины. Отодвинулся занавес, скрывавший весь угол, и обнаружилась потайная дверь, в которую вошла, закутанная в плащ, темная фигура мужчины.

Это был патер. Красивое, бледное лицо было обрамлено темными кудрями. Сделав несколько шагов, он остановился в изумлении. Видно было, что то, что он увидел, страшно поразило его. Наконец он, видимо, решился: твердыми шагами подошел он к самой постели и поставил фонарь на стол. Роза ничего не замечала: заботы последних дней, заточение, боязнь за ребенка истощили ее силы, и она спала болезненно глубоким сном исстрадавшегося человека.

Патер низко склонился над спящей и прошептал ей на ухо:

— Роза! Дорогая, любимая сестра! Проснись.

Молодая еврейка с легким криком вскочила с постели. Широко раскрытыми глазами смотрела она на стоявшего перед нею мужчину. Одно время она хотела было броситься к нему, но затем, словно сообразив что-то, отодвинулась назад и испуганно произнесла:

— Нет… Нет… Это не ты. Это невозможно!

— За кого же ты меня принимаешь? — мягким голосом задал вопрос патер.

— За своего брата Натана. Но… это невозможно. Натан погиб во время пожара. Я столько раз молилась за него.

Патер не выдержал долее… Раскрыв объятия, он произнес дрожащим от волнения голосом:

— Роза, клянусь всемогущим Богом, клянусь его милосердием, Его благостью, что я не кто иной, как твой брат, Натан.

— Натан! — упала в его объятия несчастная девушка. — Тебя послал ко мне сам Господь, — рыдая, произнесла она. — Да, да. Ты вестник самого Бога, — продолжала несчастная. — Ты тот, кого я ждала. Спаси меня из моего заточения, спаси меня, Натан, мой любимый брат.

Патер нежно привлек к себе рыдавшую женщину.

— Не бойся ничего, Розочка, — нежно гладил Натан по голове свою сестру. — Я теперь с тобою и никому не дам тебя в обиду. Но скажи мне, каким образом ты очутилась здесь? Каким образом случилось, что я нахожу тебя в мрачном заточении? Где моя веселая, цветущая Роза с румянцем на щеках? Где красивейшая девушка всего Гетто? Скажи, кто виновник твоих страданий, и я забуду на время свой священнический сан и жестоко покараю обидчика.

Во время краткой речи Роза стояла, опустив глаза в землю, и понемногу краска стыда заливала ее лицо. Она прижала руки к порывисто вздымавшейся груди, как бы желая сдержать сильное биение своего сердца. Наконец она решилась. Взяв за руку брата, она подвела его к кровати, на которой лежал изможденный голодом ребенок.

— Ты видишь это? — робко произнесла девушка. — Это мой ребенок.

Патер выдернул свою руку и устремил на сестру строгий взгляд.

— Бедная, — промолвил он наконец. — Ты любила и была обманута?

— Да, — прошептала она, наклоняя заплаканное лицо.

— Кто же соблазнитель? — мягко спросил Натан.

Роза упала к его ногам.

— До сих пор я молчала! — криком вырвалось у нее. — До сих пор имени его у меня не могли вырвать никакие мучения, никакие пытки, потому что я боялась, что отец будет мстить ему, а ведь он хоть и негодяй, но отец моего ребенка. Тебе же я объявляю его имя — и что ты решишь относительно него, то и должно быть. Это — граф Сандор Батьяни.

— Батьяни, — мрачно произнес патер. — И он бросил тебя в самую ужасную минуту? Он обрек тебя на страдания в Гетто тогда, когда ты готовилась стать матерью его ребенка?

— Да, — грустно кивнула головой Роза. — Он бросил меня, несмотря на все мои мольбы, несмотря на то, что я говорила ему о тех мучениях, которые ожидают меня в Гетто, если там сделается известным мое положение. Он с насмешкой заметил, что «собаке жидовке — собачья участь»… Я не знала, что судьба связала меня с дьяволом в человеческом образе.

— Но какой же другой дьявол заточил тебя сюда? — осведомился Натан.

Роза вздрогнула и с ужасом подняла глаза на брата.

— Натан, — порывисто заговорила она. — Натан, беги отсюда, оставь меня здесь на страдания. Закрой свое лицо и беги, беги возможно дальше. Знай, что мой мучитель — наш родной отец. Это он запер меня сюда, он хочет уморить голодной смертью моего младенца, чтобы смыть «пятно позора», как он называет мое несчастье.

Патер отступил назад. Ужас ясно вырисовался на его лице.