Коммунисты это те же социалисты, сказал он, только без чувства юмора. Они в самом деле переводят розы на суп. То есть – лишают себя как прекрасного, так и полезного, остаются ни с чем и пытаются поделиться этим со всем человечеством.

Лучший способ общения с Россией, заключил Багли, это отказ от общения.

Потом под общий хохот он зачёл поэму румынского поэта, описавшего в рифмах сцену своей сексуальной премьеры. Она состоялась – из-за отсутствия у него жилплощади – в правой ноздре поваленного наземь массивного памятника Сталину в Бухаресте.

– Ужас! – шепнула мне Пия. – Как вы там жили?!

В ответ я тоже пристроился к её уху и сообщил, что тяжкая жизнь стимулирует изощрённость.

Пия заметила, будто свободным людям изощрённость не нужна, почему они и предпочитают сношаться не в ноздрях вождей, а в гостиничных номерах.

Я вспомнил, что, хотя у меня уже есть презервативы в кармане, именно поэтому в нём осталось меньше двадцати долларов. Выход нашёл легко: снова пригнулся к ней и изложил ей знаменитую идею местного сатириста. Секс грязен только если заниматься им по правилам. Там, где этим занимаются все.

Этот сатирист – маньяк, возразила Пия.

Я отомстил за него молча. Просто отметил про себя, что – подобно россиянкам – она, как выяснилось в процессе перешёптываний, лишена изощрённости, то есть опрыскивает себе духами именно заушины.

Подали креветки, которые я не ел. Они напоминали мне недоразвитые половые отростки в хрустящих презервативах. Из вежливости я объяснил Пие свою неприязнь к креветкам духовными соображениями. Пожирание бесчешуйной морской живности считается, мол, у евреев грехом.

Она опять возразила. С её точки зрения, я, мол, не только не похож на человека, избегающего грехов. И изо всех них мне, наверное, больше всего нравятся ещё не свершённые.

Я рассмеялся и разгневал Марго, кольнувшую меня строгим взглядом и оповестившую жестом, что её сосед, рыжий американец Джери, собирается держать речь.

– Кто такой этот рыжий американец Джерри? – спросил я Пию.

– Это Джерри Гутман! – сказала она. – Он главный американец по российским евреям.

– Которые в Америке?

– Которые в России.

Гутман тоже не ел креветок. Переложил их в тарелку Марго и начал с того, что, подобно Багли, объявил Россию оплотом мирового мазохизма. Тем не менее, в отличие от Багли, он призвал Бродмана расширять с русскими контакты, но в обмен требовать, чтобы те отпускали евреев прямо в Израиль. Без пересадок в Европе, откуда они сбегают в Штаты и в Канаду.

– Откажутся! – вставил профессор Хау.

– Зависит – что русским платишь, – успокоил его Гутман.

– Я говорю о евреях: в Израиль – откажутся, не поедут.

Гутман бросил выразительный взгляд сначала на Сейденмана, который тоже не ел креветок, а потом на Марго, дожёвывавшую уже третью, сейденмановскую, порцию. И оба наперебой стали уверять Бродмана, – Сейденман жестами, а Марго возгласами, – что за неимением выбора евреи поедут куда угодно. Даже в Израиль.

Потом Гутман опять же выразительно посмотрел на меня, требуя, чтобы поддержал его и я.

В ответ я звякнул бокалом ”Сухого родника“ о высокий фужер с ”Савиньоном“, принадлежавший Пие. Она кивнула и поднесла его к губам:

– За вас! Я только пригублю, потому что быстро пьянею.

– Нет, за вас! И не бойтесь, кстати, пьянеть: бояться надо – когда пьёшь и остаёшься трезвой.

– Нет-нет, за вас! Но пить я не буду: мне ещё работать. А бояться надо – когда кушаешь и становишься злой: взгляните на Марго.

Марго, действительно, жевала креветки и злилась на меня за то, что я не поддерживал Гутмана.

Не поддерживал его и палестинский профессор, который тоже не ел креветок и объявил обиженным тоном, будто русские не пойдут на гутмановскую сделку, ибо обидятся не только палестинцы, но и другие арабы. Которые и без того недовольны тем, что израильтяне размножаются с непозволительной скоростью.

Гутман перебил палестинца и сказал, что арабам свойственно обижаться. А посему Бродману следует думать прежде всего об израильтянах. Особенно если он надеется стать президентом Всемирного Еврейского Комитета.

– Это правда? – спросил я Пию.

– Бродман – единственный кандидат, но многие против: жена – протестантка, а внуки – чёрные.

– А почему чёрные? – не поверил я.

– А это у нас случается, когда хотя бы один из родителей негр.

– А! – сообразил я. – Везде свои обычаи. В России дети рождаются чёрными если их зачинать в темноте.