И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом.

Труд, основанный на любви, приводит вас ближе к себе, ближе к другим, и в конечном счете ближе к самому Богу.

Запомните, я повторяю снова: если здесь до сих пор есть кто-нибудь, кто не намерен принимать участие в песне, еще есть время — убирайтесь!

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

15 января 1987.

Возлюбленный Мастер,

А что значит трудиться с любовью? Это — ткать одежды из нитей своего сердца, как будто те одежды наденет твой возлюбленный.

Это — сеять зерна с нежностью и собирать урожай с радостью, как будто те плоды будет вкушать твой возлюбленный.

Это — наполнять все, что ты делаешь, дыханием своего духа. И знать, что все благословенные усопшие стоят подле и взирают на тебя.

Часто я слышал, как вы говорили, будто во сне: «Тот, кто ваяет из мрамора и обретает в камне образ своей души, благороднее того, кто пашет землю. И тот, кто ловит радугу, чтобы перенести ее на холст в облике человека, — выше того, кто плетет сандалии для наших ног».

Но я говорю, не во сне, а в ясном бодрствовании полудня, что ветер беседует с могучим дубом так же нежно, как и с тончайшими стебельками травы;

И лишь тот велик, кто превращает голос ветра в песню, становящуюся нежнее от его любви.

Труд — это любовь, ставшая зримой.

Если вы не можете трудиться с любовью, а трудитесь лишь с отвращением, то лучше вам оставить ваш труд, сесть у врат храма и собирать милостыню у тех, кто трудится с радостью.

Если вы печете хлеб равнодушно, то ваш хлеб горек, и он лишь наполовину утоляет голод человека.

Если вы точите из гроздий сок с недобрым чувством, то оно отравляет вино.

Если даже вы поете, как ангелы, но не любите петь, то вы не даете людским ушам услышать голоса дня и голоса ночи.

Альмустафа говорит безмерно прекрасные вещи, но самая важная вещь упускается. В этом несчастье поэта: он приходит к познаниям глубоким насколько это возможно, — но он никогда не достигает самой сердцевины. Только мистик способен достичь самого центра. Поэтому, хотя все эти утверждения и прекрасны, помните о том, что нечто важное упускается. И я хочу дать вам осознать то, что упускается.

Я не поэт. Я могу понять красоту поэзии, потому что я мистик, я укоренен в своем центре, в собственной сущности. Я бы очень хотел, чтобы вы поняли утверждения Альмустафы, — быть может, они помогут вам достичь центра, которого он сам не осознает.

А то, что я говорю об Альмустафе, я на самом деле говорю о Халиле Джебране. Я не говорил о нем. Уже многие годы, снова и снова, я возвращаюсь к мысли о том, чтобы дать новую кровь и новую жизнь его изречениям; но всякий раз, когда я вижу, что здесь было нечто упущено, я спрашиваю себя: справедливо ли будет по отношению к вам, если я просто стану комментировать Халиля Джебрана, не говоря вам о том, что он не просветленный человек. Он очень близок к этому, но даже близость — это дистанция. Если вы не стали единым, дистанция остается. И в конце концов я решил, что лучше сделать Халиля Джебрана и его представителя, Альмустафу, завершенным и единым целым.

А что значит трудиться с любовью?

Это — ткать одежды из нитей своего сердца, как будто те одежды наденет твой возлюбленный.

Это самая любящая позиция по отношению к труду, но все еще не труд, который возникает из любви, потому что возлюбленный отделен. А тот, кто сегодня возлюбленный, может не быть им завтра. Любовь, которая известна человечеству, может легко обернуться ненавистью. Обычная любовь — это обоюдоострый меч. Если вы любите кого-нибудь… — это может быть Бог, — то это не означает, что ваша любовь не может обернуться ненавистью в любой миг.

Однажды ко мне пришел человек и сказал: «Я великий верующий в Бога».

Я сказал: «Я видел вас раньше. Вы всегда выражали недовольство Богом, что произошло?»

Он ответил: «Я был недоволен, потому что не имел ребенка. И я молился уже десять лет беспрерывно, а Бог не откликался на мои молитвы. Я перестал молиться, я перестал ходить в храм. Я чувствовал себя обобранным, обманутым. Мне стало ясно, что Бога нет.

Но я был нетерпелив. Как раз вчера ребенок родился. Я захотел сначала сообщить вам — вы ведь знаете мое десятилетнее страдание, — что я неимоверно счастлив. Бог есть. Однако он может задерживать свои решения по своим причинам, которые нам неведомы, молитва же всегда будет услышана — не сегодня, так завтра».